Было девять часов вечера, когда он тайком выскользнул из своей спальни и стал подслушивать родительский спор, стоя на верхней площадке лестницы.
– Я не позволю рисковать моей семьей, – услыхал он голос матери. – Это безумие – помогать неблагодарному мальчишке! Наша страна оказала ему гостеприимство, сделала для него все возможное, а он просто отверг…
– Анна, опомнись, он же совсем еще ребенок! Я тебя не понимаю. У тебя есть возможность помочь еврейскому мальчику, а ты хочешь отослать его назад! – Роберто задыхался от гнева, Андреас даже представить себе не мог, что у отца может быть такой сердитый голос.
А вот голос матери звучал очень рассудительно.
– Я же не предлагаю отослать его в Германию, Роберто. В лагерь, здесь, в Швейцарии, где о нем будут заботиться…
– Даниэль ведь сказал, что не хочет возвращаться в лагерь. Он сказал, что лучше умереть.
– Разумеется, он говорит подобные вещи, Роберто. Он ребенок, он не знает и не может знать, что они означают. Если бы он остался в Германии, вот тогда, вероятно, он был бы уже мертв. Во многих отношениях ему повезло.
– Повезло?! – Андреас услыхал, как его отец стукнул кулаком по столу. – Неужели ты совсем ему не сочувствуешь, Анна?
– Конечно, сочувствую. Я сама мать, разве не так? Но как раз потому, что я мать, что у меня есть свой собственный сын, я обязана думать о нем в первую очередь. Сам понимаешь, держать этого мальчика здесь было бы преступлением. Я не стану ради него нарушать закон.
– Почему бы ему не остаться работать на ферме? – вновь заговорил Роберто, пытаясь урезонить жену.
– Он слишком слаб, и толку от него на ферме не будет никакого. – Анна помолчала. – И к тому же как мы можем доверять вору?
– Анна, неужели тебе жалко нескольких яблок? У него не было выбора. Ему пришлось воровать, чтобы не умереть с голоду. Если ты не позволишь ему остаться здесь, я дам ему денег и помогу найти людей, которые согласятся помочь.
– Дашь ему денег? – Анна язвительно засмеялась. – Все, что у тебя есть, Роберто, принадлежит моей семье. Ты ничего не можешь дать.
Что-то в комнате с шумом сдвинулось, послышался грохот опрокинутого стула. Андреас замер, готовый дать деру в любую минуту.
– Нацисты говорят, что евреи трусы. Ты об этом слыхал, Роберто? – горячо заговорила Анна. – Если они лгут, если они так кругом не правы, пусть мальчик это докажет! Пусть он сам постоит за себя!
Ручка двери скрипнула, и Андреас метнулся в свою комнату.
Прошло еще два часа, прежде чем все огни в доме были погашены, а его родители ушли в спальню. Вернее, отец после спора с матерью заперся у себя в кабинете и оставался там еще долго после того, как Анна пошла спать. Все это время Андреас пролежал не двигаясь в своей постели под мягким одеялом, натянутым до подбородка.