Подтянув к шее пуховое одеяло, Шейла пожала плечами и перевернулась на спину, не ведая того, какое впечатление она производит на Шона. Ее ресницы пошевелились, и менее заплывший глаз приоткрылся.
– Мне кажется, ты еще ни разу не плавала на корабле. Только этим можно объяснить такую неосторожность…
– Я бывала на кораблях много раз с… В ее тоне не было уверенности.
Шон чувствовал, что она что-то скрывает.
– С?.. – подзадорил он.
– С… с семьей, в которой я работала.
Он добавил в печку дров. Она явно врала, причем не очень умело.
– Хватит вопросов, я устала, – она зевнула, повернулась на бок и мгновенно уснула.
Шон сел на край кровати. Грудь Шейлы ритмично поднималась и опускалась. Она выглядела такой хрупкой – как нежный цветок. Тот недоумок на берегу жутко избил ее. Шон гневно стукнул кулаком по столу. Многое отдал бы он за то, чтобы насильник оказался сейчас перед ним: это дерьмо никогда в жизни не тронуло бы ни одну девушку. Каким скотом надо быть, чтобы так изуродовать это совершенное создание!
– Ты чародейка, и, кажется мне, сама не знаешь об этом, – прошептал он, глядя на ее чуть подрагивающие ресницы.
Шон разделся, чтобы смыть пыль и пот последних двух дней. Помывшись и переодевшись, он порылся в своих запасах и с ворчанием извлек другую бутылку коньяка. Наливая себе коньяк, он посмотрел на Шейлу:
– Представляю, как ты будешь себя чувствовать завтра утром!
Шейла что-то пробормотала во сне, про кого-то, кто умер. Желая понять, что она говорит, он наклонился над ней. Вскрикнув: «Отец!» – она вскинула руки, задев Шона по носу.
Защищаясь, Шон схватил ее за руки. Она проснулась с выражением боли на лице, по которому текли слезы.
– Убери руки! Пусти меня, грязный развратник. Ты… – Она вдруг замолкла, поняв, где и с кем находится и уже спокойно сказала: – Вы испачкали кровью мою рубашку.
Кровь капала у Шона из носа. «У нее расстроены нервы. Это несомненно», – подумал он.
– Ты хочешь сказать, мою рубашку?
– Да. Но рубашка все равно испорчена.
Она встала на колени и, подняв подол рубашки, осторожно вытерла ему нос. Глядя на прекрасные линии ее тела, он изо всех сил старался не выдать своего восхищения.
– Как ты себя чувствуешь? Ты бредила.
– Да, ничего, – отвечала она таким тоном, словно не было причин для беспокойства. Он принюхалась. – Что это за запах?
– Табак?
Она сморщила нос и отрицательно покачала головой.
– Сандаловое дерево?
– Сандаловое дерево. Я была уверена, что это тот самый запах. – Она ткнулась носом в его голую грудь. – Мне он нравится.
– Ты… Вы простудитесь. – Это было смешно, но он чувствовал себя в ее присутствии как застенчивый школьник.