– Да нечего особенно и рассказывать, – прервал ее Брэндэн.
– Это, наверное, было сильное увлечение, если ради того, чтобы выйти замуж за Брэндэна, вы бросили балет на пороге славы.
– Она была танцовщицей, каких много, – недовольно заметил Брэндэн.
Кортни хотела что-то возразить, но передумала и мягко улыбнулась.
– Не такой уж я была знаменитой, – сказала она.
– Вы слишком скромны, моя дорогая. Я же получаю лондонские газеты, там много о вас писали. Перед вами было большое будущее. А ты, Брэндэн, – проворчала она, – помалкивай, – у девочки есть свой ум и язык, она сама за себя скажет.
– Мама, когда ты отдохнешь, вы встретитесь за чаем, и ты задашь любые вопросы. Я же должен попрощаться и идти на пристань.
– Если ты хочешь одиночества, так и скажи, – проворчала Кэтлин, направляясь к дверям. – Я не хочу лезть в твои дела, но не понимаю, зачем ты подписал этот контракт. Ты только что женился, слава тебе, Господи, а начинать супружескую жизнь, находясь за тысячу миль друг от друга…
– Это необходимо. Я тебе уже все объяснял и не хочу больше говорить на эту тему.
Брэндэн проводил взглядом Кэтлин, затем повернулся к Кортни и, надевая сюртук, посмотрел на нее оценивающим взглядом.
– В чем дело? – спросила она.
– В черном ты особенно элегантна. Нет ничего удивительного, что ты очаровала мою мать. – Он обнял ее: – Ах, Кортни, ты вскружила мне голову. Может, мне послать Тэтчера вместо себя, а нам с тобой забраться в кровать и начать делать детей?
Воспоминания нахлынули на нее. Это было то, чего она хотела: забыться в его руках и любить с вечера до утра. Однако гордость не позволяла ей этого.
Предательство, предательство, Сара, и снова предательство.
Как трудно ей было не поддаться влечению!
– Думаю, что это даже хорошо, что ты уезжаешь. Иначе мать догадалась бы об истинных отношениях между нами. А при ее состоянии здоровья это едва ли пошло бы ей на пользу.
– Моя мать, вопреки тому, что она говорит, очень больна. Я рассчитываю на твое благоразумие. Поле боя уже усыпано жертвами. Ты. Я. Мэрили.
– Ты забыл еще одну, Сару.
– Я очень огорчен смертью Сары, но не вздумай расстраивать этим мою мать. Если ты это сделаешь, клянусь, что не прощу тебе.
Кортни отступила на шаг, напуганная угрозой, скрытой в его словах, и тоном, которым они были сказаны.
– Клянусь, я не скажу твоей матери ни слова о наших истинных отношениях, – пообещала она.
Он посмотрел на нее, как будто желая что-то сказать, но потом передумал и испытующе заглянул ей в глаза.
– Твои губы гонят меня, но глаза не могут лгать. Глаза – это зеркало души. И они говорят правду.