Свет любви (Крюков) - страница 176

Смотрел и думал, что даже в страшные минуты отчаяния и злобы не мог он внушить себе, что совсем разлюбил эту лживую и все-таки привлекательную и милую женщину.

Пучков почувствовал себя еще привязанным к ней и с ужасом подумал, как трудно будет ему пережить разрыв.

— Сереженька, что мне взять? — спросила Зина, когда библиотекарша списала с нее прочитанную книгу.

— Что хочешь!.. — отчужденно ответил он.

Она обиженно свела брови к переносью. Взяла какую-то книгу, спросила мужа:

— Тебя подождать?

Пучков не ответил. Он уже ругал себя, что позволил себе разговаривать с ней, и решил, что больше не скажет ей ни слова.

Зина притаилась в уголке комнаты, стала ожидать. Пучков, отойдя от стола, невольно окинул комнату глазами. Зина быстро подошла.

Он распахнул перед ней дверь.

— Зайдем домой, Сережа? — спросила она.

Он промолчал. И как только они вышли на улицу, Пучков круто повернулся от жены и зашагал прочь.

Через несколько дней, не дождавшись его дома, Зина поехала к нему на аэродром. Но уже истек срок действия пропуска, и патрульные не пустили ее. Прежде Зину иногда пропускали и без документов. И она подумала, что теперь не пускать ее приказал Сергей. Всплакнув, она побрела по асфальтовой дороге назад, к станции, откуда Пучков провожал ее в Крым.

По обеим сторонам дороги стояла вызревшая кукуруза; с аэродрома дул ветер, и желтые стебли прощально кивали ей вслед. Зина шла, глядя на убранные окрест поля, на шоссе, пересекавшее дорогу с аэродрома у самой станции. Впереди проносились самосвалы, полные золотисто-желтых кукурузных початков, сушеных абрикосов и кураги. Вот пыльный, до отказа набитый народом грузовик провез песню, вот за ним помчался второй, третий, четвертый. Это горожане, помогавшие колхозникам, возвращались домой.

Позади загудело. Зина отпрянула в сторону. Обдавая ее пылью, проехали с аэродрома три зеленых грузовика, груженных раскладными кроватями, стульями, этажерками, чемоданами. Вид убранных окрестных полей, необыкновенно ясное небо и возвращение офицерских семей из лагеря — все это живо и остро напоминало Зине о ее одиночестве. Воображение рисовало, как ее подруги привезут на зимние квартиры мебель, расставят ее по-новому и им покажется, что и вся жизнь их пойдет как бы заново. А у нее!.. Как бы хотелось ей начать жизнь с Пучковым сначала, сызнова… Ну что она сделала такого, что бы он не мог простить?

Ей казалось, что судьба несправедлива к ней, что на ее месте любая женщина попыталась бы уйти к тому, кого любила в юности.

Зина заплакала, и слезы потекли по ее опавшим за последние дни щекам. Это были уже не те дешевые слезы, которые она проливала перед мужем у кинотеатра. Тогда она была уверена, что он легко простит. Теперь этой уверенности не было. И от сознания своего одиночества, своей отверженности на душе было тяжело, как никогда в жизни.