— У меня для вас, товарищ генерал, готова отдельная палатка с пологами, — сказал он с радостью. — Никакая цикада не залезет.
Через полчаса Громов вернулся в расположение эскадрильи. Сержант Еремин орудовал там метлой, кто-то бренчал на балалайке и басил заунывно, а чей-то молодой голос, стараясь пересилить бас, тянул мелодию на невероятно высокой ноте.
— Хорошо поете! — весело воскликнул старшина. — Продолжайте!..
Но голоса, как нарочно, смолкли.
Громов насупился, недовольный. Вскоре из палатки выскочил младший сержант в начищенных до блеска сапогах.
— Комаристов к увольнению готов! — доложил он, форсисто прищелкнул каблуками и панибратски (как показалось старшине) улыбнулся.
Гримаса неудовольствия пробежала по лицу Громова.
— Почему опоздали?
— Пучков на стоянке задержал. Разве вам не передавали?
— В увольнение не пойдете.
— Как так? — испугался Комаристов.
— Надо было явиться вовремя, — произнес Громов и быстро пошел вперед, давая этим понять, что разговор окончен.
— Товарищ старшина, — изумленно протянул Комаристов и пошел следом за ним. — Я же не по своей вине…
Громов будто не слышал. Комаристов забежал вперед.
— Вы скажите, почему не разрешаете увольнения? Ведь сегодня моя очередь. В списке, который составил инженер, я есть. Разве я дисциплину нарушил?
— Нарушить не нарушили, а не больно-то дисциплинированный. Как заправил вчера койку? В увольнение не пойдете. Ясно?
Комаристов побледнел и на шаг отступил назад.
— Это из-за вчерашней морщины на одеяле вы лишаете меня увольнения? Товарищ старшина, дайте мне за это наряд, я его потом отработаю, а сегодня отпустите в город. Меня ждут, понимаете, ждут! — с надсадной болью в голосе произнес он.
— Наперед будете лучше за порядком следить. II прекратите пререкания! — повысил тон старшина и направился в свою палатку. С досады он примял ударом кулака подушку на своей койке, постоял с минуту и лег. Он понимал, что поступил слишком жестко, но отступать, по его мнению, было нельзя. Не станет же он либеральничать, как Пучков, этот новоиспеченный инженер. Ослабь дисциплину — распустятся «технари».
Старшина повыше подложил под голову подушку и закурил. Табачный дым, попав в сноп солнечного закатного света, клубился причудливыми спиралями. В соседней палатке снова забренчала балалайка, и в такт мелодии Громов мизинцем стал сбивать с папиросы пепел на край стола.
А Комаристов тем временем бежал на стоянку, где на одном из бомбардировщиков еще работал Пучков,
— Опять Громов мудрит? — спросил техник-лейтенант, как только увидел электрика.
— Опять! — только и сказал Комаристов, вытянувшись перед офицером в струнку.