Громов, как говорится, «закусил удила»:
— Вы покушаетесь на армейский порядок, внедряете в Советской Армии либерализм. А это жестоко вам отомстит. Сперва плохо заправленная койка, потом плохо законтренные краны и, следовательно, аварии, катастрофы.
— За них отвечаете не вы! Благоволите выполнять мои требования! — осадил Пучков старшину.
— Слушаюсь! — язвительно козырнул Громов и с достоинством удалился.
Но старшина и поныне упорно держится за свое. Видно, трудно ему терять свою власть…
— Если не разрешит, передайте, чтобы немедленно шел сюда, — сказал Пучков, отдавая записку Комаристову.
— Есть! — отчеканил электрик и побежал. Выглянув из люка, Пучков видел, как мелькают над дорогой металлические скобки на его каблуках.
— Разрешите войти? — через минуту у входа в палатку старшины раздался голос Комаристова.
Громов привстал.
Войдя, младший сержант протянул ему записку.
— Хорошо, — сказал Громов. — Ваша девушка живет, кажется, в Литвиновке?
Комаристов кивнул.
— Если так, то пойдете по личному знаку.
— Товарищ старшина… — умоляюще посмотрел на него младший сержант. — Но…
— Наивный вы человек, Комаристов. Если пойдете по увольнительной, то в следующее воскресенье будете сидеть дома. А если сходите по личному знаку и если будете поддерживать в палатке образцовый порядок, имеете шанс и на следующее воскресенье. А какая вам разница — вы же не в театр. Можете прийти и к вечерней перекличке…
— Ясно, товарищ старшина! Разрешите идти?
— Идите! Вот личный знак. И без замечаний!
Разошлись оба довольные: Комаристов потому, что через час увидит Аню, Громов оттого, что, несмотря на препятствия, чинимые Пучковым, все же показал свою власть. Отпустив Комаристова, Громов с облегчением вздохнул. Немного теперь осталось. Утром ему сообщили, что его докладная с просьбой послать на учебу уже подписана инженером части и начальником штаба полка майором Шаговым. Ее осталось подписать только начальнику училища.
В конце действительной службы фортуна наконец повернулась к Громову лицом.
Когда гремит стоянка, клокочет разорванный винтами воздух и юлой крутятся у самолетов его подчиненные, он, Громов, мог спокойно, со смаком выкурить папиросу. «Не большая удача — быть старшиной», — подумал он. Механик может стать техником, инженером, штурманом, летчиком, а старшине только две дороги: на сверхсрочную или в запас. Но ни в запас, ни на сверхсрочную не хотелось Евгению. Он не из таких, кто бросает службу в чине старшины. Нет, он будет офицером. Да еще каким! Не чета какому-нибудь Пучкову. По технической линии он, старшина, не пойдет: какой прок ковыряться в шплинтах? Другое дело — служба в штабе, в военной комендатуре или в политотделе училища. Там он был бы на месте.