Он хочет, чтобы Дзиро начал заниматься у него. Вот, дескать, и позвонил, чтобы получить наше разрешение. Я совсем растерялась, вначале ничего понять не могла.
– Да, дела…
– Дзиро, оказывается, тайком посещал его. Три раза. Ояката сказал, что Дзиро по нынешним временам очень воспитанный и прилежный мальчуган. Он специально прилетел с Кюсю, чтобы с нами посоветоваться.
Естественно, для нашей семьи все это было как гром среди ясного неба. Мне стало понятно, почему взволнованная жена прибежала сюда. Только уж больно она нарядилась. Не на встречу ли с ояката собралась? – обеспокоился я.
– Скажи этому человеку, пусть подождет. Да и намерения самого Дзиро следует выяснить хорошенько, как думаешь?
– Разумеется, я тоже так считаю. Поэтому и просила подождать. Разве обсудишь такие дела по телефону?
– И все же я удивлен…
Из рассказа Акико явствовало, что сын уже бывал у некоего борца-чемпиона, которого он буквально боготворил. Чемпион имел достаточно скромный разряд «сэкиваки». Ему не удавалось подняться выше «саньяку», но и ниже «хирамаку» он не опускался. По мнению Дзиро, смотревшего уже глазами профессионала, этот борец не имел себе равных по владению приемами. Далее я узнал, что сын много рассказывал о нем. Желание пообщаться с чемпионом было естественным, как для всякого юного болельщика, и психологически объяснимо. Однако далеко не всякий болельщик решится по-настоящему последовать примеру своего кумира.
– Дзиро ведь только во втором классе. Как бы там ни было, ему еще рано определять свой жизненный путь.
– Он говорит, что в будущем году намерен поступать в школу борцов. Туда принимают лишь по окончании средней школы… Отец, что же делать? – растерянно моргая, спрашивала Акико.
Нелепые, похожие на какие-то гигантские арбузы мужчины выходят на арену и принимают странные позы – такой представлялась мне борьба сумо. Хотя Дзиро был одним из самых крупных мальчиков в школе, это вовсе не предполагало, что со временем он может превратиться в подобное страшилище. Сын не обладал чрезмерной комплекцией, но и худощавым не был. При росте сто семьдесят пять сантиметров – довольно необычном для ученика средней школы – имел нормальное сложение. Он отличался только удивительной гибкостью тела, легко мог делать шпагат, с трудом выполняемый даже борцами-профессионалами. Если Хадзимэ в школе во время спортивных занятий не раз получал травмы, то с Дзиро подобного ни разу не случалось. Зимой он мог спокойно ходить раздетым и в самые жестокие холода не нуждался в отоплении своей комнаты.
Его табель с оценками я ни разу не видел, как, впрочем, и табель Хадзимэ. Я не брал их в руки не из каких-то особых принципов. Мой метод воспитания заключался в том, что я не понукал сыновей: «Учитесь!», а давал понять, что учеба – их личное дело. У нас с женой было решено не посылать детей учиться в дорогие частные колледжи. Дзиро и так учился достаточно хорошо, чтобы попасть в высшую школу. Поэтому вовсе не школьные неурядицы побудили сына заняться борьбой. Видимо, сказалось его увлечение журналами по сумо. Из этих журналов он черпал не только информацию о состязаниях борцов, они явились также для него источником определенного духовного воздействия. Однажды я спросил Дзиро о том, какой, по его мнению, самый серьезный вид спорта. Уверенным, чрезвычайно удивившим меня тоном он ответил: