Начало великих свершений… (другая версия) (Авраменко, Орлов) - страница 44

Я с любопытством смотрю на Бориса Владимировича, читающего заключение своего собственного «лепилы», которого он знает еще с партизанского отряда. Похоже, такого он не ожидал. Соратник Анненков попал в дурацкое положение: или признавайся, что не доверяешь своему дивмедику, или признавайся, что пропесочил меня напрасно. Окончив читать, он долго буровит меня тяжелым взглядом. С видом оскорбленной невинности я держу его взгляд. Наконец комдив спрашивает:

— Ну, и во что тебе обошлось это так называемое "свидетельство"?

— Я не понимаю вопроса, Борис Владимирович.

(Пробный шар: если не оборвет обращение по имени-отчеству, значит — гроза миновала.)

— Вопроса он не понимает, — кажется, Анненков все же сменил гнев на милость, — как же! Я спрашиваю: что ты старику пообещал за эту цидулку?

— Ничего! (Чистая правда! Соратник Раевский отверг предложенный гонорар в виде трех бутылок шустовской рябиновой и бутылки рома Баккара, сказав, что к вопросу об обсуждении гонорара он вернется позже, когда его документ будет признан.)

Анненков подозрительно смотрит на меня, но, видимо, он уже успокоился.

— А Фока зачем медикам подсунул? Что за детские игры.

— Помилуйте, Борис Владимирович, какие игры? Соратник почувствовал себя плохо и прилег отдохнуть. Не знаю, чего вам наговорили «лепилы», но все было именно так. Слово офицера.

Он усмехается, и наконец, окончательно оттаяв приглашает меня садиться.

— Вот что, Всеволод Львович. Если честно, то я очень рад, что ты уже поправился. Сейчас каждый человек будет на счету. — Он широким жестом показывает на карту, висящую на стенде. — Смотри. Мы выведены во второй эшелон. На нашем участке «Платов» и 2-я танковая взломают оборону, а мы с тобой развиваем успех.

Через сорок минут мы — четверо командиров полков, начальник штаба и начальник разведки обсуждаем в штабе план наступления.

Согласно правилам военной науки потери обороняющихся относятся к потерям наступающих как 1:3.

Русские продержали поляков на границе ровно сутки. Время необходимое для развёртывания двух своих отборных танковых дружинных дивизий «Варяг» и "Русский витязь". Те самые, испанские. Ох и вмазали же они полякам, ох и вмазали… рассказывали, пшеки от них удирали сломя голову. Обе дивизии на новых тяжёлых танках воевали, двухбашенных "Змей Горыныч", мы их просто «ЗГ» звали, пушка грабинская, сто двадцать два мымы, скорость- под пятьдесят км, броня- до ста пятидесяти, и моторы по восемьсот сил. Да ещё «Хейнкель-Миг», новейшие, плюс пикирующие «Пе-2». Там вообще бойня была. А позади зондеркоманды церковные шли, зачисткой и сортировкой занимались местного населения… Я потом ездил, смотрел что они вытворяли, но это уже потом было… Ну, короче, через три дня мы к Кракову подошли. Вернее, к тому месту где он раньше был. Города не было. Ну не было и всё. Груда развалин, остатки пожарищ, кое- где по руинам уцелевшие ползают, жрать ищут, родственников там. И мертвечиной воняет из камней так, что надолго аппетит отбивает. У меня половина роты зелёной ходила, пока сапёры мост через Вислу строили. Да и мне, мягко говоря, не по себе было… Мы по городу ни одного выстрела не сделали, не по кому было. Не знаю, на что их Смыгл-Рыдзя надеялся, но здесь накрыли все его так называемые танковые части, оба бронеполка. Все его «Рено-17» времён первой мировой войны, а пехота вообще была деморализована налётом. Так у нас и пошло потом: едва разведка на сопротивление натыкается — авиация спешит. Да не два-три самолёта, а сотня, или полторы, и начинается концерт. Особенно интересно было, когда они «зажигалки» кидали. Нам потом приходилось по часу ждать, пока пламя утихнет. Один стандартный бак накрывал сто метров в длину и двадцать в ширину, это по инструкции, на деле — когда как, иногда больше, иногда меньше. Они обычно на малой высоте подкрадывались. Скорость бешеная, никто ничего сообразить не успевает, а тут раз- тушите свет, апостол Пётр, на сортировку, становись. И работает райская канцелярия круглые сутки… Словом, уже через два дня поляки к нам попёрли массово, в плен. Тысячами сдавались. Мы только за неделю, ну, наша рота, записали на сой счёт шестьдесят пять тысяч сдавшихся в плен. Стреляют по нам редко, знают- себе дороже, ну, ребята себе и развлекаются. Уже разговоры всякие идут, настроения такие, залихватские…Мы уже к Тарнуву подходить стали, где с союзниками пересечься должны, когда нам в спину ударили. Да не в этом смысле. Французы нам войну объявили, и англичане. Причём так интересно- с линии границы в нашу сторону ни единого выстрела, ну и наши, соответственно, тоже. «Странная» война. Её так и назвали. Ну и хорошо, мы пока здесь управимся. О, чёрт! Опять бегут в плен сдаваться… Странно, не в форме, гражданские… Мать моя родная! Да это же евреи! Не стрелять, идиоты! Не стрелять, приказываю!!! Короче, остановились мы, ждём. Подбегают к нам, все с белыми флагами, орут по-своему, плачут. Ребята наши пехотинцы окружили их, стали разбираться, куда этих унтерменшей девать, и что вообще с ними делать, я механику командую, подъедь поближе, мол. Посмотрим, что случилось. Тот тронул, евреи поначалу шарахнулись, но посмотрели что грязедавы не дёргаются, успокоились. Ровно до того момента, пока я из люка наружу не вылез… Что тут началось! Бабы их как завизжали, да в обморок хлопаться стали, мужики вообще, бледные как мел, на колени попадали да детей мне протягивать стали, мол не убивай хоть их. А мы смотрим, понять ничего не можем, потом только дошло, что они форму мою эсэсовскую с русской дружинной спутали, у тех тоже чёрная и молнии в петлицах. Только у нас сдвоенная, а у них по одной… Да, думаю, это что же союзники вытворяют, что жиды к нам, немцам сдаваться бегут… Тут Роммель примчался со своими штабными, давай разбираться, что к чему. Ему такого наговорили, что он аж затрясся, побелел весь, и мне так рукой махнул, мол, давай, уезжай, не дёргай народ. Я и сам то рад убраться. По ТПУ рявкнул, Ганс мой развернулся и быстрее к нашим газанул. Словом, угнали евреев в тыл, а те рады радёшеньки, как же- живы остались, мимо нас шли чуть ли не с песнями… Я, правда, потом узнал, что недолго они радовались- загрузили их в поезда, да через всю Германию прямо к французской границе и бегом, к лягушатникам. Пускай с ними разбираются, раз так любят их. А девятого сентября штурм Варшавы начался. Там пшеки специальную группу войск создали, так и назвали-"Варшава"…