Фриц Штейнбаум. Флаинг-капитан. Китай
Командование моё остатками нашей части долго не продлилось. Как только я сообщил командованию войск в Китае о том. что больше нашей эскадры нет, сразу поступил приказ: самолёты передать японцам, а пилотам немедленно возвращаться в Бирму. Чем мы и занялись сразу же, после получения письменного подтверждения полученного по телефону распоряжения. Конечно, обидно было покидать поле боя побеждёнными, но здесь гачальство рассудило здраво: лучше быть побеждённым, но живым. Чем победителем, но мёртвым. Японцы были очень вежливы, но в их взглядах я увидел признаки обречённости. Пусть Страна Восходящего Солнца была ещё сильна, но наиболее здравомыслящие офицеры понимали, что против объединённых сил Союза им не выстоять. Да мы тоже чуствовали, что против моего родного тевтонского гения, подкреплённого неисчерпаемыми русскими запасами сырья и невероятными людскими ресурсами Британии и её союзникам придётся очень тяжело. Настораживала позиция САСШ, которые могли бы вмешаться, чтобы повернуть маховик истории вспять, но янки отсиживались за океаном, явно надеясь на то. что бескарйние водные просторы защитят их от опасного врага. Тогда я впервые понял, что вскоре нам предстоит последний и решительный бой. Бой за право на существование вообще…
В Рангуне меня ждало письмо от жены. Маша писала, что ожидает ребёнка, и эта новость вывела меня из состояния отчаяния. В которое я погрузился после разгрома в Китае. Там же нас немедленно погрузили в самолёт и мы срочно вылетели назад, в Британию. Уже через четыре дня, донельзя вымотанные длительным перелётом мы ступили на землю Островов. Сразу же с аэродрома нас отвезли в военую разведку, где мы представили подробнейшие отчёты о своей неудавшейся командировке. Сдав толстые пачки ответов на предоставленные нам вопросники и подписав бумагу о неразглашении мы получили недельный отпуск для отдыха. Поймав такси я помчался домой, где меня ждала жена. Встреча была бурной. Маша разрыдалась от счастья, увидев меня целым и невредимым. Она почти не изменилась, только слегка округлилась, да в глубоких, как ночь, глазах появилось незнакомое доселе выражение грядущего материнства… Утром она позвонила на работу в III Интернационал и предупредила, что берёт отпуск в связи с моим приездом. Товарищи обрадовались, но настоятельно порекомендовали мне зайти в ближайшее время. Не могу сказать, что меня это сильно обрадовало. Если откровенно, то после того, как я стал офицером Королевских ВВС и достаточно уже повоевав, хотелось покоя и спокойной семейной жизни, тем более сейчас, когда я должен буду стать отцом. Но я знал, что покой и мирная передышка в Европе продлятся недолго, и именно сейчас нам необходимо объединится со всеми, кто поможет нам, нет, не раздавить. Хотя бы сдержать поднимающую голову коричневую гидру. По выезде из Рангуна нам вручили жалование и боевые, поэтому денег у меня было много. По сравнению с недавним бедным прошлым. Мы решили вместе с женой сходить куда-нибудь поужинать, а пока просто погулять по Лондону. Благо день был просто великолепный: ярко светило осенне солнце, в пронзительно синем небе изредка проплывали снежно белые облака. Посвистывали неугомонные пичуги. Купив в ближайшей булочной батон мы вышли на Пикадилли и кормили воробьёв. Шумные задиры устроили настоящую свалку, дерясь за добычу. На лице моей жены светилась счастливая улыбка, я обнимал её одной рукой за плечи… Потом мы просто сидели на лавке, обнявшись и наслаждаясь минутой покоя и любви. Нам было просто хорошо. Ушли куда-то коммунисты и фашисты, далёкая пока война. Мимо спешили мирные прохожие, негромко рычали моторами автомобили, звенели велосипедисты, предупреждая задумавшихся лондонцев.