Он с любопытством посмотрел на Сварога, и Сварог решил пока с броском погодить. Как видно, юнец не для заводки подсел к их столу, что-то он явно имеет сказать…
– Думаешь, тебя спасет закон, уравнивающий все сословия на земле, которая принадлежит увеселительным заведениям? Для нурских шпионов закон один: ловить и вешать, – ни намека на усмешку на узком вытянутом лице с юношеским пушком на верхней губе.
Сварог предостерегающе положил ладонь на колено Клади: чувствовал, что та сейчас без лишних разговоров заедет наследнику по мордасам. Ведь не всерьез угрожает молокосос. Угроза – это так, посмотреть, как поведет себя храбрый рыцарь лесных дорог. Просто Сварогу дали понять, что, дескать, я тебя признал и ты меня признал, и не надо по этому поводу юлить и изворачиваться, а лучше вырази-ка смирение и покорность.
Значит, вот оно в чем дело, закон у вас такой имеется, освобождающий от выражения почтения на веселых землях. Наверняка издан монархом, любившим инкогнито посещать места незамысловатых утех простонародья и не любившим, когда его во время этих вылазок шумно узнавали.
Ах, как изменилось бы выражение физиономии и тон, узнай молокосос, что перед ним сидит действительный король трех держав, властитель земель, на которых уместилось бы таких вот княжеств, что семечек в огурце, приближенный императрицы Четырех миров, начальник девятого стола… Однако вот беда, удостоверяющих документов Сварог с собой не захватил, а на слово ему, как ему кажется, никто не поверит. Значит, придется и дальше разыгрывать священника. Почему нет? Кто сказал, что служители божьи, даже непьющие, не могут умело постоять за себя? Везде есть свои монахи Шао-Линя…
В рамках роли Сварог смиренно ответил знатному молокососу:
– Будь я нурским шпионом, ваше высочество, давно бы уже глотал пыль дорог, ведущих в Hyp, а не разгуливал бы по городу.
– И кто ты тогда, если не нурский шпион? Почему вырядился попом?
«Он же видел меня в деле, – подумал Сварог, – должен осознавать, что я его, дружков и вышибалу заодно раскатаю по стенам за минуту. Конечно, пикейные жилеты поднимут переполох: „Сына князя убили!“, город закроют и выбраться из него будет нелегко. Но ему-то уже никто не поможет. Зачем же он на рожон прет?»
– Я, ваше высочество, как вы изволили заметить, святой человек. Я далек мыслями от Нура и прочей мирской суеты, мой взор обращен…
– Хватит, – сказал княжеский сынок, навалился локтями на стол, потом вдруг опомнился, отдернул их, осмотрел, не запачкал ли камзол плебейской грязью, потом, видимо, махнув рукой на мелочи жизни, навалился вновь. – Ты же понимаешь, что если я