– Не смей. Никогда больше не смей, слышишь?! Я тебе не забавка глиняная, я человек живой. И плакать стану, когда сама захочу, а не по твоей вздорной прихоти, колдун ты нечистый! Ведь из мозгляков мозгляк, соплей задавить можно, а возомнил о себе… Объедок…
Леф вздохнул, потупился. Ну почему так получается, почему? Единственное, что могло бы помочь стать если и не дружбы достойным, так хоть занятным для Торковой дочери, и вот – нельзя. Да еще и умудрился ее обидеть. Это ее-то, перед которой готов на брюхе ползать, доброго слова выпрашивая, – как ползает перед ней, выпрашивая подачку, кудлатая псина Цо-цо.
Видно, размышления эти столь явственно отразились на Лефовой физиономии, что обернувшаяся Ларда сразу все поняла, а поняв, сплюнула ему под ноги сквозь передние зубы с таким непередаваемым презреньем, что Лефу как-то даже и полегчало сразу. Древогрызу на Предутреннюю Звезду смотреть – только даром слюной давиться. Вот так. И, значит, нечего мытарить душу несбыточным.
Между тем Ларда опомнилась и вовсе перестала замечать Лефа. Она деловито и быстро обследовала их прибежище – не слишком-то просторную и не сказать чтобы очень ровную площадку, обнесенную низкой стенкой из кое-как скрепленных глиной валунов. В трех местах под стеной навалены были груды укатанных галечных голышей – как раз таких, чтобы сподручно было охватить пальцами и с силой швырнуть вниз. Еще стоял у стены показавшийся вначале просто грудой полусгнившего корья ветхий объемистый ларь, полный, как выяснилось, обожженных глиняных гирек. А посреди площадки была выдолблена яма для сбора дождевой воды, и в ней, обильно поросшей жестким мхом, скопилась изрядная лужа.
Ларда, встав на колени, зачерпнула пригоршню-другую, утерлась подолом и, поразмыслив немного, снова подошла к ларю. Раздраженно зыркнув на Лефа, она повернулась к нему спиной, приподняла накидку, развязала обернутый вокруг пояса крепкий сыромятный ремень – пращу. Примерила к оружию гирьку из ларя; потом в болтающемся на шее кошеле нашарила одну из своих, сравнила. Своя показалась хуже. Придирчиво рассматривая, взвешивая на ладони, выбрала из ларя с полдесятка гирек. Свои высыпала в ларь, отобранные сложила в кошель. Аккуратно намотала пращу на кисть правой руки – так, чтобы можно было стряхнуть, прихватив ладонью оба конца. Проверила, легко ли нож выдергивается из вшитого в полу накидки кожаного чехла. Потом присела на корточки, опершись подбородком о каменную ограду, нахохлилась. Все. Больше занять себя нечем. Теперь – маяться бездействием, ожиданием и страхом за хороших людей. И только Бездонная ведает, как долго этой маете длиться. А тут еще Незнающий сзади сопит – наверное, пялится в спину рыбьими своими бессмысленными глазами… Худосочный, белобрысый, бледный… Червяк. Пакость.