Кто бы мог подумать, что простой пасмурный день может быть настолько красив! Аллен опустился на землю, с наслаждением вдыхая влажный воздух. В отличие от первого Файта его горный собрат стоял в долине; деревьев вокруг почти что не росло, ветер бродил по высокой, слегка выгоревшей траве. Вдруг некое движение сзади заставило Аллена обернуться – и вскочить на ноги, притом что до этого он попросту не мог шевельнуться. Бледные распухшие лица, просвечивая друг сквозь друга, совсем разваливающиеся на свету, теснились в дверном проеме.
– Неупокоенные! – Йосеф обернулся к ним, и эта странная нота – власть – опять вернулась в его голос. Аллен впервые увидел своего друга таким – он смотрел на ходячие трупы взглядом короля, но проявлялся этот король не в надменном презрении, а в глубокой, очень деятельной жалости. Так мог бы взрослый смотреть на толпу неумытых и обгадившихся детей, чтобы в следующий миг двинуться к ним – мыть и переодевать.
– Чего вы хотите, неупокоенные? Что мешает вам уйти туда, где вас ждут, и обрести покой?
Заговорила с ним женщина – возможно, та самая, чье бледное лицо увидел Аллен под каменной аркой. Голос ее был булькающим и странным – будто бы мало что осталось от ее голосовых связок и мертвого языка.
– Мы могли взять одного из вас. Самого слабого. Если бы не великий человек, который вел вас, он был бы наш.
В лицо Аллену ударила горячая волна стыда, когда он понял, что говорят про него. Не про Клару, не про Марию даже – про него.
– Вы не получите никого из нас. Вам не должно здесь оставаться. Вы люди, и ваши души ждет на суд небесный Отец. Устыдитесь и ступайте к нему.
– Мы пойдем. – Булькающий голос исходил словно бы из живого болота, и на свету мертвецы начинали источать зловоние. – Мы уйдем, если тот, кто вел ваш отряд, даст нам отпущение. Отпустит нас.
Глаза Роберта удивленно расширились. Инстинктивно пригладив рукой волосы, он шагнул было вперед, но женщина опередила его намерение.
– Не этот. Другой. Имеющий власть.
Тихий, худой Йосеф с воротничком-стоечкой, нелепо торчащим из-под штормовки, вышел из-за широкой спины Марка. Казалось, что он чуть улыбается своей извиняющейся улыбкой. Он чуть-чуть горбился.
– Вы ошиблись, я никого не вел. И никакой власти тоже не имею, кроме той, что есть у всякого священника. Если вы говорите именно об этом отпущении, я готов вас отпустить. Я приму у вас исповедь, у каждого из вас. А потом помяну вас как подобает.
– Мы согласны. Мы хотим. Нам больно-больно-бо-ольно…
– Не ходи, – быстро сказала Мария, хватая священника за рукав. Он мягко высвободился.