Комиссар крутогорского отряда Степан Баранов попытался как-то направить в единое русло поток этих листовок, придать им если не общее звучание, то хотя бы некоторый лад. Однако, не имея связи, сам не получал верных известий из-за линии фронта, и в конце концов отказался от своего замысла, посчитав нужным всячески поддерживать возникшую самостоятельность, которая заключала в себе здоровую основу; он хорошо знал, что убеждения, как и страсти, тогда обретают прочность, когда входят в привычку.
Ничего определённого не писали о боях под Москвой и немецкие газеты. Широко разрекламировав операцию «Тайфун» в начале октября, теперь они отделывались общими словами: о бодром духе своих войск, о том, что германской нации по-прежнему надо стремиться к полному совершенству и прочее. Порой публиковали советы, как германский солдат должен беречь себя от морозов, от разных насекомых… Недаром шутят, что неудачу тоже передают по наследству.
Наконец в народе стали поговаривать, что в верховьях Беседи, там, где её огибает Ипуть, другой приток Сожа, появились красные конники. Что в тыл к немцам прорвался целый кавалерийский корпус и теперь расширяет захваченный плацдарм в сторону Дорогобужа и Осова. Собственно, расстояние до этих городов отсюда было невелико, поэтому живущим в среднем течении Беседи думалось, что конники вот-вот окажутся и у них
В Веремейках, понятно, тоже ждали. Даже Браво-Животовский уже который раз не ночевал дома, бегал в гарнизон в Бабиновичи.
Зазыба, когда услышал о панике Браво-Животовского, усмехнулся про себя: оказывается, у полицейских не только собачья верность, но такая же и трусость. Правда, Марфа Давыдовна рассудила совсем иначе.
— А, — махнула она рукой на Денисовы слова, — у каждого есть изъянец, потому что грех и жизнь — брат и сестра.
— Так ведь от чужого глаза можно скрыться, — продолжил свою мысль Зазыба. — От своих людей — никогда.
Сам он последние дни тоже стал похож на летучую мышь — днём мышь, а ночью птица. Сравнение это не он выдумал — Марфа. И была причина. Как ночь на подходе — Денис Евменович со двора, случалось, что не возвращался и день, и второй, потом снова надолго затаивался дома, улыбался, вздыхал: мол, правда, что пану нужно время, корчмарю — деньги, а мужику — дело.
Тайные его хождения беспокоили домашних, но с расспросами они не лезли, тем более что могли догадываться о его заботах — вдруг, без всяких причин, даже не выкормив хорошенько до конца, как это водится в крестьянских хозяйствах, заколол свинью и чуть ли не целиком отнёс куда-то в лес, сколько раз уже просил Марфу Давыдовну, чтобы та пекла хлеб не только на свою семью… Да и других людей в деревне подрядил на помощь.