А вот манёвры, проходившие в тридцать втором году, словно бы нарочно предупреждали события, в которых нынче доводилось участвовать Нарчуку.
На те манёвры он попал неожиданно. По крайней мере, так всегда считал Митрофан Онуфриевич. Да и в самом деле это было так, потому что ни в одной из спецшкол, где подготавливались будущие партизаны, учиться ему не пришлось. Зато был у него троюродный брат, настоящий партизан, который в двадцатом году сражался против польских оккупантов под Минском, на территории Игуменского повета, а на манёврах под Бронницами командовал одной из шести партизанских групп. Вот он-то и включил в свою группу Нарчука в качестве «мобилизованного» партизана. Ну, а так оно было или не так и действовали ли вообще на Бронницких манёврах мобилизованные партизаны, сказать трудно, как и обо всем остальном, что касалось манёвров: вокруг них уже тогда, в тридцать втором году, витала грозная таинственность.
Но странное дело — и там, на манёврах, и вот теперь Митрофану Нарчуку приходилось выполнять схожие задания. И тогда ему довелось принять участие в подрыве моста на реке, и сейчас первое задание его отряд получил на уничтожение именно таких объектов. Разница состояла только в одном — в тот раз, то есть во времена Бронницких манёвров, на задание были направлены всего два партизана — Нарчук и его троюродный брат, а сегодня на подобную операцию шёл целый партизанский отряд.
* * *
Между тем в эти дни не одному Митрофану Нарчуку, командиру Крутогорского партизанского отряда, не хватало умения командовать и воевать.
Но по тому, как разворачивалась война, по первым результатам её можно было предположить, что давалась эта наука нелегко. И прежде всего, наверно, потому, что в отличие от науки, той, которую мы все привыкли собственно считать мирной, а понимать как «познание истины», эта имела другой вид и другую суть и требовала человеческих жертв, человеческой крови и больших материальных потерь.
Но партизанам, которые стояли рядом с Нарчуком на тёмном поле меж затаившихся лесов и деревень, не было никакого дела до того, умел ли их командир руководить отрядом или нет. Да и не они выбирали его. Им его назначили. Вывели в Мошевой перед строем и сказали: «Вот ваш командир». Зато все они — и наверняка без исключения — знали уже, что отряд их совершенно не подготовлен к делам, которые нужно совершать.
Другим отрядом в Забеседье был разведывательно-диверсионный отряд Карханова, где проводником стал бывший попутчик Губаря — Шпакевич.
Правда, проводником Шпакевич оставался совсем недолго, только на первое время, пока отряд переходил через линию фронта. А потом стал обыкновенным бойцом, потому что маршрут по тылу вражеских войск по разным причинам не совпадал с прежним, тем, которым пришлось пробираться в августе месяце к линии фронта Шпакевичу и его двум товарищам. Понятно, что и задания в отряде Шпакевич выполнял обычные, такие же, как и все остальные партизаны, хотя они и прошли на стрельбищах под Москвой специальную подготовку, в которую входило изучение подрывной техники — своей и вражеской, тактики действия небольшими подразделениями, разведки и так далее; тут Шпакевичу пригодилось то, что он, будучи восовцем