Обратно по лугу, уставленному камнями, они шли молча. Когда начали подниматься на холм, Коротышка положил руку на плечо Безвременно.
– Ну, – сказал Безвременно, – спасибо, что зашел.
– Я замечательно провел время, – сказал Коротышка.
– Да, – кивнул Безвременно. – Я тоже.
Где-то в лесу запела птица.
– А если бы я захотел остаться… – начал было Коротышка, но замолчал, не закончив фразы. «У меня не будет другой возможности все изменить», – подумал Коротышка. Он никогда не попадет на море. Они его не отпустят.
Безвременно долго молчал. Мир стал серым. Птицы пели все громче.
– Я не могу это сделать, – наконец сказал Безвременно. – Может быть, они…
– Кто «они»?
– Те, кто там. – Белокурый мальчик показал на разрушенный фермерский дом, с разбитыми окнами, отражающими рассвет. В сером утреннем сумраке дом казался не менее страшным, чем ночью.
Коротышка вздрогнул.
– Там есть люди? Но ты говорил, что там пусто.
– Там не пусто, – сказал Безвременно. – Там никто не живет. Это разные вещи.
Он посмотрел на небо.
– Мне надо идти. – Он сжал руку Коротышки. А потом просто исчез.
Коротышка остался один. Он стоял посреди маленького кладбища и слушал пение птиц. Потом он поднялся на холм. Одному было сложнее.
Он забрал свой рюкзак с того места, где оставил его вчера. Съел последний «Милки Вэй» и посмотрел на разрушенное здание. Слепые окна фермерского дома как будто наблюдали за ним.
И там внутри было темнее. Темнее, чем где бы то ни было.
Он прошел через двор, поросший сорняками. Дверь почти полностью рассыпалась. Он шагнул внутрь, замешкался, подумал, правильно ли поступает. Он чувствовал запах гнили, сырой земли и чего-то еще. Ему показалось, он слышит, как в глубине дома ктото ходит. Может быть, в подвале. Или на чердаке. Может быть, шаркает ногами. Или скачет вприпрыжку. Сложно сказать.
В конце концов он вошел внутрь.
Никто не произнес ни слова. Октябрь наполнил свою деревянную кружку сидром, одним глотком осушил ее и налил еще.
– Вот это история, – сказал Декабрь. – Вот это я понимаю. – Он потер кулаком свои голубые глаза. Костер почти догорел.
– А что было дальше? – взволнованно спросила Июнь. – Когда он вошел в дом?
Май, сидевшая рядом, положила руку ей на плечо.
– Лучше об этом не думать, – сказала она.
– Кто-нибудь еще будет рассказывать? – спросил Август. Все промолчали. – Тогда, думается, мы закончили.
– Надо проголосовать, – напомнил Февраль.
– Кто «за»? – спросил Октябрь. Раздалось дружное «я». – Кто «против»? – Тишина. – Тогда объявляю собрание законченным.
Они поднялись на ноги, потягиваясь и зевая, и пошли в лес, поодиночке, по парам или по трое, и на поляне остались только Октябрь и его сосед.