«Обещал, – вспомнил Тренихин. – Было такое».
– А хочешь, дядя Боря я тебе секрет один открою? – предложила Юля.
– Валяй, – согласился Борис.
Нина как раз убежала минут на двадцать в молочную, так что было самое время секретничать.
– Вчера приходили к нам дедушка с бабушкой, после тебя.
– Ну?
– Да. И мой дедушка сказал, что если ты женишься на маме, то он тебе подарит автомобиль! Дедушка ветеран, ему бесплатно обязаны дать «Запорожец». А он решил подарить его тебе. С ручным управлением.
Борька не знал, что сказать. На миг он потерял способность соображать. Чувствовал: все внутри обрывается. «Обязаны дать» и «с ручным управлением» вертелось, сверлило в мозгу.
Он не помнил, как дождался возвращения Нины и, сославшись на что-то – на головную боль, что ли? – поспешно откланялся.
Больше он к ним не пришел никогда.
* * *
– Послушай, Коля… – Лена прервала цепь воспоминаний. – Ты просто… Ты как фаллоимитатор… Нельзя же просто так: туда-сюда… О чем ты думаешь сейчас? О чем ты вспомнил?
– О несчастной любви Бориса.
– Вот здорово! Приятно слышать, ты не представляешь как! Ты бы на себя глянул со стороны.
Он промолчал. Сказать было нечего. Он определенно одурел за последние часы. Это верно.
– Ты, Коля, не убивайся так особо. Все кончится, я знаю, хорошо. У тебя все хорошо кончается. Есть за тобой такое. У тебя плохо не может кончиться. Сказать, почему?
– Не надо! – Белов почти с ужасом отрицательно махнул подбородком, очнулся окончательно и, изображая радиста, с иронией произнес: – Вас понял! Связь кончаю.
Он сконцентрировался, заставил головной мозг отключиться. Включил спинной. И через минуту, точно, кончил связь.
Но мир в душе и спасительный сон были так же далеки, как и час назад.
– Не надо, Лена… Не надо больше! Я вымотался в лист.
– Конечно, я тебе никто!
– Нет, – тихо сказал Белов. – Ты самый близкий человек мне сейчас. Иначе я б тебе не рассказал про сцепщика.
С минуту еще они лежали молча, глядя в потолок над собой.
Наконец она не выдержала, села на кровати, закурила. Затем повернулась к нему:
– Коля… Не надо в себе носить это. Когда в себе – все это жутким кажется, а если всем расскажешь – пустяки.
– За психа примут.
– Да ладно, ты ж художник – разве не так! Воображение у тебя разыгралось, предположим, понятно? Отдай ты им этот кусок. И пусть они в прокуратуре там подавятся. Скинь это с плеч. Ведь я тебя люблю.
– И я тебя люблю.
Он повернулся к ней, вынул из ее пальцев сигарету, погасил, раздавив ее в пепельнице до мочального состояния.
И время снова оборвалось.
Мысли, время и жизнь вернулись к Белову, когда часы за стеной прохрипели, слегка дребезжа, четыре раза подряд.