Рослый викинг, на полторы головы выше Ольги, обхватил ее сзади, крепко прижал к себе и замер, наклонив голову и погрузив лицо в ее волосы. Это был, видимо, один из кэрлов Бьярни. Спрыгнув в воду с юта, с невидимого со стороны встречающих борта, там, где глубина была по грудь, кэрл прошел вдоль всей ладьи и, появившись довольно внезапно, сгреб Ольгу, стоящую к морю спиной, лицом к Аверьянову и Прибамбацкой.
– Что орешь? Он же ничего с тобой не делает… – сообщили Ольге подружки.
– Он жутко мокрый, холодный, как лягушка, с него течет даже, все платье мне сзади вымочил… – ответила Ольга, продолжая находиться все в тех же совершенно статичных объятиях.
– И что? Что дальше-то?
Со стороны они выглядели странным памятником из двух фигур, из которых одна, меньшая, была говорящей.
– Да ты скажи ему, чтоб отпустил!
– Чего он тебя держит-то?
– Он меня нюхает, девочки…
– Чего-о-о-о?
– Нюхает! Он мои волосы нюхает…
– Нюхает? – Весь девичник на берегу вдруг пришел в какое-то необъяснимое волнение.
– Он ее нюхает!
– Смотри, а она как вкопанная!
– Стоит, не шелохнется!
– А он ее нюхает!
– А как? Как он тебя нюхает?!
– Ой, девочки, он меня так нюхает, так нюхает… ну, просто ужас!
– Что ужас-то?!
– Ужас как хорошо!
– Чего хорошего?
– Не знаю. Просто меня никогда раньше так не нюхали…
– А чем надушилась-то?
– Ничем, клянусь! Лак для волос.
– Какой?!
– Отечественный. «Прелесть»!
– И он его нюхает?
– Ага. Нюхает! Ну, и меня заодно…
Ольга внезапно расхохоталась, на грани с криком-стоном, истерично.
– Что?! Что?! Что еще? – понеслось со всех сторон.
– Он носом мне в шею, под ухо полез… Ай, щекотно – ужас как!!!
«Пора, – решил Аверьянов. – Пора официально банкет открыть!»
Оглянувшись и найдя старших, назначенных им руководить процедурой встречи, – Варю, Машу и Люду, – Аверьянов кивнул: начинайте.
Повернувшись к ладьям, Коля сделал призывный жест, но, вспомнив, что они находятся в самом центре зоны уверенного приема лингвистических маяков, скомандовал:
– Слезайте, мужики… Картина Репина «Приплыли»!
Глядя, как нерешительно, скованно, нерасторопно викинги спрыгивали на берег и, сделав несколько шагов, останавливались как вкопанные, Аверьянов подумал, что для них ситуация так же непривычна, как и для него.
Стрелять, уклоняться, скатываться кувырком, а не слезать, не идти-шагать, а ползти по-пластунски, передвигаться перебежками на корточках от укрытия до укрытия…
Уклоняться от ран и сеять смерть.
Создавать угрозы и маневрировать под прикрытием…
Они все просто разучились жить.
Все простые события, радости земные, непосредственные действия окружающих, направленные им во благо, все, что для обычных людей есть добро, воспринималось ими как приманка в какой-то очередной, новой, неизвестной им, а потому особенно опасной ловушке.