Король и Император (Гаррисон, Холм) - страница 147

В иудейском сообществе такое было невозможно. И даже нежелательно. Бенджамин ха-Наси одобрял решения своих мудрецов, даже когда считал, что они ошибочны. Ошибочны с точки зрения сиюминутной выгоды. Но в долгосрочной перспективе единственным оплотом евреев, местом, где они могли сохранить самих себя в течение долгих веков скитаний и гонений, были их Тора и их Закон. Пока иудеи придерживаются иудейства, учила их история, они могут выжить – может быть, не как отдельные личности, но как народ. Если они отойдут от Закона, они могут некоторое время процветать. Но тогда они растворятся в окружающей их стихии, станут неотличимы от беспринципных, суеверных и невежественных приверженцев Христа, лже-Мессии.

Князь безмятежно прислушивался к выступлениям, позволяющим всем членам совета как повлиять на окончательное решение, так и блеснуть своей ученостью. Те, кто высказывался за продление ареста, как это сделал бы Соломон, говорили страстно, но неискренне, в соответствии с молчаливым соглашением. Против них было глубокое нежелание всего иудейского сообщества применять тюремное заключение в качестве меры наказания. Свобода идти куда угодно была частью наследия тех времен, когда евреи делили пустыню со своими родичами – арабами. Ее оборотной стороной был ужас изгнания из общества, что являлось крайней мерой наказания, применяемого советом по отношению к своим соотечественникам.

Многоученый Мойша резюмировал высказанные соображения и приготовился приступить к заключительной части своей речи. Он был амораимом, толкователем Мишнах.

– Итак, – сказал он, сердито поводя взором, – теперь я процитирую halakhah, и это будет окончательным решением по обсуждаемому делу. Сначала это изустно передавалось от поколения к поколению, потом было записано и запечатлено навеки. «Обращайся с пришельцем у твоих ворот, как со своим братом и за это будешь трижды благословен».

Он кончил речь и огляделся. Если бы слушатели не были ограничены сознанием важности своего занятия и положения, они бы разразились аплодисментами.

– Хорошо сказано, – наконец отозвался князь. – Правду говорят, что разум мудрецов укрепляет стены города, а глупость невежества навлекает на город беду. – Он помолчал. – И, увы, этот юноша невежествен, не так ли?

Мойша ответил:

– По его собственным представлениям, князь, он своей ученостью может изумить целый свет. В своем понимании и в своей стране он – ученый. А кто же станет осуждать обычаи чужой страны и ее мудрецов?

«Именно этим ты и занимался сегодня утром, – подумал про себя Бенджамин. – Когда поделился с нами своими мыслями о глупости короля варваров, который порвал книгу, пытаясь понять, что это такое, и спрашивал о цене бумаги, а не содержания. Тем не менее…»