Мы с Энеей стояли, прижавшись друг к другу, и слушали шаги отца де Сойи, продвигавшегося на ощупь вдоль стен. Один раз на каменный пол с железным звоном упало что-то тяжелое, и мы замерли, затаив дыхание. Через минуту снова послышались осторожные шаги и шелест сутаны. Потом – негромкое: «Ага…», и секунду спустя засветился огонек.
Отец-иезуит стоял всего в десяти метрах от нас и держал зажженную спичку. В левой руке у него был коробок.
– Это часовня, – пояснил он. – Тут ведь раньше зажигали свечи.
Сами свечи давно оплавились и не могли послужить нам, но лучина и единственный коробок спичек, Бог весть сколько пролежавшие в этой темноте, были на месте. Мы вошли в маленький круг света, подождали, пока де Сойя зажжет вторую спичку, и последовали за ним к тяжелой деревянной двери, скрытой истлевшими драпировками.
– Отец Баджо, занимавшийся моим воскрешением, рассказал мне об этой дороге несколько лет назад, когда я находился здесь под домашним арестом, – прошептал священник. Дверь медленно, со скрежетом, отворилась. – Полагаю, он думал, что это наведет меня на размышления о смерти и тщетности всего земного.
Отец де Сойя первым шагнул на узкую – чуть шире моих плеч – каменную винтовую лестницу и пошел вниз. Энея последовала за ним, а я – за ней.
Лестница уводила все ниже, ниже и ниже. По моим прикидкам, когда ступени закончились, мы спустились как минимум на двадцать метров. Миновав ряд узких коридорчиков, мы вышли в гулкий, просторный туннель. К тому времени священник израсходовал полдюжины спичек, бросая каждую, лишь когда огонь доходил до пальцев. Я не спрашивал, много ли еще спичек осталось в коробке.
– Когда Церковь во время Хиджры решила перенести собор Святого Петра и Ватикан, – слова отца де Сойи гулко звучали в темноте, – его целиком доставили на Пасем при помощи мощных энергетических подъемников и силовых башен. Поскольку масса проблемы не составляла, заодно перетащили пол Рима, даже громадный замок Святого Ангела и кусок земли под старым городом глубиной шестьдесят метров. В двадцатом веке здесь была подземка.
Отец де Сойя шагал по брошенной платформе. Кафель на потолке местами обвалился, повсюду – груды вековой пыли, камни, обломки пластика, облупившиеся указатели и разбитые лавки. Мы миновали несколько проржавевших стальных лестниц – эскалаторов, бездействовавших уже больше тысячелетия, узкий коридор вдоль гулкой эстакады и вышли на другую платформу. В дальнем ее конце я разглядел текстолитовую лестницу, ведущую вниз, где раньше были рельсы… где и теперь были рельсы, покрытые слоем ржавчины и пыли.