Конечно, я думаю. Он был в трикотажном тренировочном костюме и в тапках. Дома он всегда так ходит.
Я решила больше его не травмировать и не напоминать о джинсах. Но теперь, когда появилась возможность попросить у Фрэнни, мне захотелось этим воспользоваться. А что тут такого? Генке присылали несколько раз. Он их продавал. А я хочу для себя.
Я написала так: «Милая Фрэнни! Если тебя не очень затруднит, пришли мне, пожалуйста, джинсы 44-го размера. А я тебе пришлю…» Тут я стала раздумывать. Что я могу послать Фрэнни? Всякие тряпки отпадают, диски тоже, жевательной резинки у нас нет, а у них навалом. Оставались только сувениры – матрешки, балалайки и открытки с видами Ленинграда.
Я перевела мое письмо на английский и переписала его, но папа решил поинтересоваться, что я там написала. Он уже позабыл английский, поэтому попросил меня перевести. Когда он услыхал про джинсы, то очень засопел и схватил письмо. Мы с Сережкой уже знаем, что папа сопит, когда сердится.
– Покажи, покажи, где это? – сказал он.
Я показала.
– Джи-инс! – закричал папа с невозможным произношением. После этого он разорвал письмо и побежал выбрасывать клочки в мусорное ведро. Я даже растерялась.
Папы не было минуть пять, а потом он пришел и сел на тахту.
– Я хочу поговорить с тобой, – сказал он. – Я буду говорить об очень важной вещи. Слушай внимательно.
Я испугалась, потому что папа был бледный и какой-то жалкий.
– Я хочу поговорить с тобой о национальном самосознании, – сказал папа.
Я чуть под стол не полезла. А он начал говорить о том, что русские древнее американцев, что у нас культура, история и еще что-то. Я не помню. Про джинсы – ни слова.
– Да я знаю все это, знаю! – не выдержала я. – Нас этим в школе пичкают!
– В том-то и дело, что пичкают, – сказал папа. – А вы меняете свою страну на джинсы!
Я разревелась. Зачем он так говорит? При чем здесь страна? У нас просто таких джинсов пока не выпускают, у нас другие задачи. До джинсов просто руки не дошли, я же понимаю. Но если есть возможность, если есть…
Папе стало меня жалко. Он подошел ко мне и поцеловал.
– Дурочка ты еще маленькая, – сказал он. – Я не хотел тебя обидеть. Только, пожалуйста, ничего не проси такого, чего не можешь отдать. Ни в Америке, ни у соседей. Имей, пожалуйста, гордость.
– А можно мне просто подарить Фрэнни что-нибудь? – спросила я.
– Ну конечно! – обрадовался папа.
– А ты не думаешь, что я буду рассчитывать на ответный подарок? Вроде бы я просто дарю, но чуть-чуть надеюсь. Это ведь то же самое, только еще хуже.
Папа посмотрел на меня внимательно.