— Близ церкви Св. Троицы? Счастливец!
— Почему же счастливец?
— Потому что живете в таком месте, которое я больше всего люблю.
— Там собрано, как драгоценная жидкость в сосуде, все возвышенное очарование Рима, не правда ли?
— Правда! Между обелиском Св. Троицы и колонной Зачатия жертвенно висит мое католическое и мое языческое сердце.
Эта фраза рассмешила его. У него уже был готов мадригал о висячем сердце, но он не сказал его; так как ему не хотелось продолжать разговор в таком лживом и легкомысленном тоне и тем нарушить свое скрытое наслаждение. Промолчал.
Она несколько задумалась. Затем снова вплелась в общий разговор, еще с большим оживлением расточая остроты и смех, сверкая своими зубами и своими словами.
Донна Франческа язвила княгиню ди Ферентино, не без тонкости намекая на ее лесбосскую связь с Джованоллой Дадди.
— Кстати: Ферентино делает уже объявление о новом благотворительном базаре в день Крещения, — сказал барон Д'Изола. — Вам еще ничего неизвестно?
— Я — попечительница, — ответила Елена Мути.
— Вы — неоценимая попечительница, — заметил Дон Филиппе дель Монте, мужчина лет сорока, почти совсем лысый, тонкий сочинитель едких эпиграмм, со своего рода сократической маской на лице, на котором его чрезвычайно юркий правый глаз сверкал множеством различных выражений, тогда как левый был всегда неподвижен и, из-за крупного монокля, казался стеклянным, — точно первым он пользовался для того, чтобы выражать, а вторым — чтобы видеть. На майском базаре вы набрали груды золота.
— Ах, майский базар! Безумие! — воскликнула маркиза Д'Аталета.
И так как слуги явились с замороженным шампанским, то она прибавила:
— Помнишь, Елена? Наши места были рядом.
— Пять золотых за глоток! Пять золотых за кусок! — шутки ради закричал Дон Филиппо дель Монте, подражая голосу аукционного продавца.
Мути и Аталета смеялись.
— Да, да, верно. Вы, Филиппо, были продавцом, — сказала донна Франческа. — Жаль, что тебя не было, Андреа! За пять золотых ты мог бы есть плод с отпечатком моих зубов, а за другие пять — пить шампанское из ладони Елены.
— Какой скандал! — с гримасой ужаса прервала баронесса Д'Изола.
— Ах, Мэри! А разве ты не продавала за луидор закуренные тобою и очень мокрые папиросы? — заметила донна Франческа, не переставая смеяться.
А дон Филиппо заметил:
— Я видел кое-что получше. Леонетто Ланца, не знаю
за сколько, получил от графини Луколи сигару, которую она держала под мышкой…
— Какая гадость! — снова, комично, прервала маленькая баронесса.
— Всякое милосердное деяние — свято, — наставительно заметила маркиза. — Кусая без конца плоды, я собрала около двухсот луидоров.