В это майское утро Рим сверкал на солнце. По дороге какой-то фонтан озарял своим серебристым смехом маленькую площадь, еще всю в тени; в дверь какого-то дворца виднелся двор с колоннами и статуями; с архитрава какой-то каменной церкви свешивались майские украшения в честь Богородицы. С моста показался Тибр, сверкавший среди зеленоватых домов, убегая к острову Св. Варфоломея. После небольшого подъема открылся огромный город, величественный, лучистый, усыпанный колокольнями, колоннами и обелисками, увенчанный куполами и башнями, как акрополис, четко выделяясь на синем небе.
— Ave Roma, moriturus te salutat, — сказал Андреа Сперелли, бросая окурок в сторону Города.
Потом прибавил:
— Право, дорогие друзья, удар шпаги был бы мне неприятен сегодня.
Въехали в виллу Шарра, на половину уже развенчанную строителями новых домов; свернули в аллею из высоких и стройных лавров с двумя рядами роз. Высунувшись из кареты, Санта Маргерита увидел другую карету, стоявшую на площадке перед виллой; и сказал:
— Нас уже ждут.
Он взглянул на часы. Недоставало десяти минут до назначенного часа. Остановил карету; и с секундантом и хирургом направился к противникам. Андреа остался ждать в аллее. Он начал перебирать в уме некоторые приемы нападения и защиты, которых он намерен был держаться с вероятием успеха; но его развлекала расплывчатая игра света и тени сквозь сплетение лавров. Его глаза блуждали по колыхавшимся от утреннего ветра ветвям, а его душа думала о ране; и благородные, как в любовных аллегориях Петрарки, деревья вздыхали над его головой, где царила мысль о хорошем ударе.
Барбаризи явился за ним и сказал: — Мы готовы. Сторож открыл виллу. В нашем распоряжении комнаты нижнего этажа: большое удобство. Иди, раздевайся.
Андреа пошел за ним. Пока он раздевался, оба врача вскрыли свои ящики с блестящими стальными инструментами. Один был еще молодой, бледный, плешивый, с женскими руками, резким ртом, с постоянно двигавшеюся, необыкновенно развитой, нижней челюстью. Другой был пожилой, коренастый, весь в веснушках, с густой рыжеватой бородой и бычачьей шеей. Один казался физическим противоречием другому; и это их различие привлекло внимание Сперелли. Они приготовляли на столе повязки и карболовую кислоту для дезинфекции шпаг. Запах кислоты распространялся по комнате.
Когда Сперелли был готов, он вышел на площадку со своим секундантом и доктором. И зрелище Рима, из-за пальм, еще раз привлекло его внимание и вызвало глубокий трепет. Нетерпение охватило его. Он хотел быть уже на месте слышать команду к нападению. Казалось, что в руке у него был решительный удар, победа.