Юрганов подводит нас к парадоксальному выводу: поведение Ивана Грозного не воспринималось современниками как кощунство, эпатаж или вызов общепринятым нормам.
(Отдаленная аналогия из современной церковной жизни: доска с именами спонсоров, повешенная на церковной стене, явно (чтобы не сказать - издевательски) противоречит Евангелию: "...не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца вашего Небесного...Чтобы милостыня твоя была втайне..."[15] Но в кощунстве обвинят не того, кто повесил доску, а того, кто попробует ее снять или разбить.)
Иван Грозный не сталкивался внутри страны со сколько-нибудь серьезным сопротивлением; он (как и его ученик Иосиф Сталин) умер в собственной постели от старческих недугов. Жертвы опричного террора (точно так же как "ленинская гвардия" в 1936 -39 гг.) безропотно шли на заклание, потому что их объединяла с палачами искренняя вера в те правила игры, по которым они становились жертвами.
Конечно, реконструкции архаичного сознания не отменяют той социально-экономической истории, которой занимались предшественники и учителя Юрганова (С.Б.Веселовский, А.А.Зимин, В.Б.Кобрин.) Апокалипсические эксперименты царя Ивана не имели бы такого масштаба и последствий (в Московском уезде под конец обрабатывалось всего 16% пашни[16] - крестьяне либо разбежались, либо погибли, а "царю-победителю" чуть-чуть не хватило сил, чтобы и впрямь извести род человеческий! ) если бы не "обожествление великокняжеской власти" , не традиция всеобщего холопства и не "военно-административный характер городов". Обо всем этом, между прочим, подробно рассказывается в самой же юргановской монографии[17]. Даже "психиатрический" подход не вовсе выводится из употребления: нельзя же игнорировать тот факт, что Иван с детских лет отличался редкой и для того жестокого времени склонностью к садизму (сначала мучил и убивал животных, а к 15 годам переориентировался на людей).
Но благодаря Юрганову получают убедительное объяснение факты, которые не удавалось как следует объяснить, прошлое становится яснее и объемнее.
И, к сожалению, ближе.
"Предоставив слово" такому талантливому (при глубокой порочности) человеку, как царь Иван, исследователь подводит читателя к печальному умозаключению.
Оказывается, нет такого преступления, которое нельзя было бы оправдать (логично и по-своему убедительно) в рамках идеологии, основанной, вроде бы, на "возлюби ближнего своего..." Христианская по всем своим внешним признакам культура средневековой Руси "возвратилась, сделав круг", к химерическому соединению тех двух религиозных учений, которые изначально противостояли христианству. Я имею в виду, во-первых, фарисейство. С точки зрения Нового Завета это обрядоверие ("человек для субботы") в неразрывном сочетании с лицемерием. Во-вторых, римский культ императора.