— Давай попробуй, — согласилась мама. — Но сейчас это будет очень сложно.
Времена изменились. Чиаурели за пропаганду культа личности услали в Свердловск. Директором «Мосфильма» стал такой же любимец Сталина, лауреат шести Сталинских премий Иван Пырьев. И если Пырьев узнает, что я племянник ненавистного конкурента Чиаурели, то он меня и близко к курсам не подпустит. Так что, чем меньше людей будет знать, что Георгий Данелия — сын Мэри Анджапаридзе, тем лучше.
Мама позвонила кинорежиссеру Михаилу Калатозову, которого знала еще по Тбилиси, сказала, что сын собирается поступать на режиссерские курсы, и попросила посмотреть, есть ли у него какие-нибудь шансы.
На следующий день в курилке Олег Жагар меня консультировал. В отличие от мамы, он мое решение сразу одобрил:
— Раз в башке щелкнуло, то валяй. Чтобы потом не жалеть.
Жагар, фронтовик-разведчик, на десять лет старше меня, был эрудированным и умным человеком, и я с ним считался.
— Давай подумаем, что Калатозову говорить… Он обязательно спросит, почему ты решил поменять профессию. А ты?
— Скажу, потому что здесь тоска зеленая.
— Ни в коем случае. Говори, что ты с детства мечтаешь быть кинорежиссером, что это твое призвание. Что любишь литературу, музыку, живопись, театр, а кино — искусство синтетическое и все это аккумулирует. Ну, живопись и литературу ты более или менее знаешь… Как с музыкой?
— Не ахти… Мелодии помню, могу даже напеть, но что чье…
— А ты там не пой. Говори, что твой любимый композитор Бетховен, «Героическая симфония». «Героическая» — верняк. Ну, и Прокофьев. Да, а в литературе не забудь «Не хлебом единым» Дудинцева. Сейчас это модно.
…В субботу я пошел к Калатозову. Михаил Константинович — высокий вальяжный шестидесятилетний грузин с бархатными карими глазами — усадил меня в кресло, сам сел напротив.
— Решили поменять профессию? Зачем? Архитектор — замечательная специальность.
Он был со мной на «вы», хотя и знал с детства: я дружил с его сыном Тито.
— Я люблю живопись, литературу, музыку и театр. А кино — искусство синтетическое и все это аккумулирует.
Калатозов одобрительно покивал.
— В самодеятельности спектакли ставили?
— Нет.
— Играли?
— В спектаклях? Нет, в спектаклях не играл.
— А где?
— В капустнике, в цыганском хоре пел. В институте.
Пауза.
— Фотографией увлекаетесь?
— Нет.
Снова пауза.
— Пишете? Рассказы, заметки…
— Нет.
— Стихи?
— Сейчас уже нет.
— А когда?
— В детстве сочинял какую-то бестолочь… Но мама очень гордилась.
— Ну-ну, — заинтересовался Калатозов, — прочтите.
— Да не стоит…
— Прочтите, прочтите.
И я прочел: