— У меня тут в рубке Георгий Николаевич просит Конецкого на связь.
— Привет, салага! — слышу голос Конецкого. — Ты, говорят, затравил судно от киля до клотика?
— Привет, морской волк! — заорал я. — Выходи на мостик, если ходить можешь! Я по тебе соскучился!
— Иду!
Я как был в майке, спортивных штанах и шлепанцах вылез на капитанский мостик и увидел на капитанском мостике «Леваневского» маленькую фигурку Конецкого. Я помахал ему рукой, потом меня окатило брызгами, и я умчался обратно в рубку.
Татарчук ждал час. Дольше ждать отказался.
— Еще полчасика! — уговаривал Мануйлович.
— Больше не могу, меня перевернет! (Ледокол в шторм крутит намного сильнее, чем обычный корабль.) И вся команда сдохла!
И мы пошли своим прежним курсом. Бросили Конецкого и новых друзей в беде!
(К вечеру по рации узнали, что рулевое управление на «Леваневском» починили.)
КЕННЕДИ НО!
В Москве нас — Бондарчука, Скобцеву, Таланкина и меня — вызвали к инструктору ЦК на собеседование. Инструктор предупредил, чтобы мы были бдительны, международная обстановка сложная, с американской стороны возможны провокации: Джон Кеннеди недавно выступил в сенате с агрессивной антисоветской речью. И еще сказал, что мы летим без переводчика, переводчик встретит нас там. Когда уходили, он попросил меня на секундочку задержаться и сказал, что поскольку я грузин, то ко мне могут быть провокации через женщин.
До Лондона мы добрались «Аэрофлотом», а дальше до Монреаля летели на «Боинге» компании «Шведские авиалинии». Первым классом (билеты нам прислал фестиваль). Широкие мягкие кресла, пледы, тапочки, бесплатная выпивка, музыка в наушниках. И меню.
Я заказал мясо. Привезли целую вырезку, серединку вырезали, и — мне на тарелку, а остальное увезли. Куда? Сами съели? В эконом-класс послали? А может, вообще — выкинули?
У Виктора Голявкина есть рассказ о мальчике, которому постоянно приводят в пример дядю: и как он хорошо учился в школе, и как отлично закончил институт, и как замечательно работал, и каким он был спортивным и смелым… А сам мальчик о дяде ничего не может вспомнить, кроме большой белой пуговицы от кальсон, пришитой к рубашке черными нитками.
Я — как тот мальчик. Все рассказы про Мексику у меня начинались с этого мяса. И понимал, что хотят услышать об индейцах, о фильмах, о звездах, о фресках Сикейроса, но ничего не мог с собой поделать, зациклился: куда увезли мясо?
Перед самой посадкой в Монреале нам — каждому — вручили журнал с портретом красивой женщины на обложке.
— Это Жаклин Кеннеди, — сказала Скобцева. — Жена американского президента.