На том и закончился разговор. Ольга ушла спать на сеновал, и тихонько проплакала всю короткую июньскую ночь, и почти смирилась с тем, что придется остаться, и всхлипывала, в который раз вспоминая отца: «Если бы он был жив!»
Отца Ольга не помнила. Говорили ей, что был он высокий, красивый, и веселый, и очень умный, хотя и проучился всего четыре года. Больше всего на свете любил читать книги и доставал их, где только мог, хотя и мало времени у него было для чтения. Весной тридцать девятого года отец переправлялся через Ишим и вместе с лошадью и санями провалился под лед да так и не сумел выбраться – был в тяжелом полушубке и валенках...
В сорок первом, перед самой войной, мать второй раз вышла замуж. Отчима Ольга тоже не помнила – он погиб в начале войны.
В третий раз мать вышла замуж в сорок седьмом – и неудачно. Новый отчим, явившийся в их село откуда-то издалека, с одной котомкой, сначала был тихим и покладистым, потом все больше наглел, покрикивал на мать, все чаще выпивал – и пьяный был омерзителен и страшен. Кончилось это быстро, и года не прошло – шел он из соседнего села сильно навеселе, попал в буран, сбился с дороги и замерз.
С этими тремя мужьями мать прожила в общей сложности чуть больше пяти лет и, оставшись одна, сильно озлобилась, кляла свою неудавшуюся жизнь и весь белый свет, сначала плакала по ночам, а потом и плакать разучилась – была угрюма, неласкова даже с детьми, хотя и виделась-то с ними не часто, особенно летом – работала с утра до ночи. Однажды она сильно простудилась и с тех пор часто болела, и быстро начала стареть... На Ольгу легли почти все домашние заботы, и если первое время мать чуть не плакала, глядя на ее усталость, и принималась обнимать и ласкать ее, то потом уже почти не обращала на это внимания – сама уставала так, что на жалость не оставалось сил.
И Ольга хорошо представляла, как тяжело будет матери без нее, но еще лучше знала она, что если не уедет сейчас, то вряд ли вообще когда-нибудь уедет – ведь ничего не изменится в их семье, и не ждать же ей, когда подрастут младшие... И она во второй раз заговорила об этом с матерью, и потом этих разговоров было еще немало – тяжелых, обидных, со взаимными упреками, криком и слезами. Мать не знала, как вести себя, и действовала то лаской, то хитростью, то пыталась разжалобить ее, то запугивала Ольгу тем, как трудно ей будет жить одной, а под конец всегда срывалась на крик, угрозы. Может быть, в конце концов Ольга и смирилась бы, да мать сама испортила все. Однажды Ольга с отчаянием крикнула ей: