». Пойдет ведь, пойдет, наперекор мне пойдет, а потом три ночи подряд будет трястись от страха. Дать, что ли, Калинину по морде?
К счастью, Ведакова опять вызвали в редакцию.
Почти сразу ушла Ксюша, а Калинин был свободен, увязался за Шивцовым.
В запущенной двухкомнатной квартире они открыли еще одну бутылку. Она уже ничему не мешала.
«Чего Андрей к тебе вяжется? – Калинин имел в виду Ведакова. – Чего он все время тащит тебя в „Газетту“? Писать ты не умеешь, да платят там мало. Сидишь себе в охранном бюро, ну и сиди. Каждому свое, – он нагло подмигнул. – Ведаков типичный неудачник. Боись таких. Он умеет говорить, это да. Для него слова только и важны. Заладил, как попугай: Новая эстетика, новая эстетика! А сам ничего, кроме железок Церетели, не видел. Какая, к черту, Новая эстетика? Все галереи до потолка забиты гениальными полотнами и скульптурами, а толку? Ты умнее стал от того, что у нас тысячи художников в твоем профессиональном союзе? Или, может, чувствовать стал глубже? Потрясений ищешь? Чечня у тебя не все отбила? Нет, Витя, – покачал Калинин головой, – я тебе так скажу: настоящее искусство умерло. Еще при Пушкине. Может, Пушкин его и убил. Нет больше никакого искусства!»
«А что есть?»
«Дерьмо. И еще раз дерьмо».
«А женщины? Ты, вижу, клинья под Ксюшу бьешь».
«Очнись, Витя! Когда это женщины были искусством? Того же Пушкина почитай, у него в дневниках много дельных мыслей. Женщины всегда были только предметом искусства. Всего лишь. Помнишь? Жил-был дурак… – О ком писал Киплинг, неизвестно, но Калинин точно подразумевал сейчас Ведакова. – Он молился всерьез тряпкам, костям и пучку волос – все это пустою бабой звалось, но дурак ее звал Королевой Роз…»
«Ты там упустил пару строк».
«Не упустил, а выбросил сознательно. Женщины – это все, что угодно, Витя, только никак не искусство. Сам подумай, стал бы ты трахать Джоконду? Она же шизанутая, по всему видно. У нее взгляд блаженный. Или „Шоколадницу“ Лиотара стал бы трахать? Да она еще от предыдущего клиента не отошла! За искусством, Витя, ходить надо не на Крымский вал, а к Трем вокзалам».
«Странно, Сашка. Ты повторяешь Андрея!»
Калинина перекосило. Это он-то повторяет Ведакова?
«Ты еще скажи, что я его повторяю, когда говорю о хлебе и зрелищах!»
Калинина вдруг прорвало. Он обозлился. «Новая эстетика, новая эстетика! О какой Новой эстетике идет речь, если все давно прогнило? На трухлявых пнях растут в основном поганки, так ведь?»
«Опенки еще».
«Плевал я на опенки! Что такое Новая эстетика? Умение по новому втюхивать старую хрень? Ну так и говорите, чего врать? Андрей – неудачник, дурак, невежа. Нашел, кем мне тыкать в нос. Так он и просидит всю жизнь в отделе новостей, подчищая чужие статьи!»