– Вот черт! – снова сказал Талли и чуть погодя добавил. – Жуткое дело! Никогда бы не подумал, что пара слов может обернуться так круто.
– Вся твоя беда в том, что ты никогда не думаешь, – буркнул Тимми. Но Талли его не услышал.
– Это только начало, Талли, – вздохнул Рыбак. – Дальше дела пойдут куда круче. Если мы хотим сберечь свои шкуры, нам придется быть дьявольски осторожными. Все эти люди неразборчивы в средствах и не привыкли много рассуждать. Они не станут ни с кем торговаться, пока не убедятся, что у них просто не осталось никакого другого выхода.
Дела действительно заворачивались все круче, по мере того как в городе появлялись все более могущественные колдуны и маги, начавшие охоту за сокровищем. Перед заманчивым сиянием Клина отступали старые ссоры и древняя наследственная вражда. Горожане, зажатые пришельцами со всех сторон, были готовы вот-вот взбунтоваться Близнецы с удовлетворением взирали на происходящее, не делая никаких попыток предотвратить эскалацию насилия.
Смед все чаще жалел, что позволил втравить себя в это дело. Благодаря сокровищам, награбленным ими в Курганье, он жил совсем неплохо. Но недостаточно хорошо, если учесть, что приходилось ежеминутно следить за каждым своим словом и постоянно оглядываться через плечо, чтобы проверить, не подкралась ли уже к нему какая-нибудь беда.
Скрываясь от имперцев, мы болтались над Облачным лесом, к югу от Весла, к востоку от Роз и на запад от Лордов. Слишком уж много глаз видело, как воздушные киты летали вдали от привычных для них маршрутов, вдали от Равнины Страха. Душечка хотела, чтобы вызванное этим возбуждение слегка поулеглось, прежде чем мы вновь тронемся в путь.
Хотя дерево-бог сильно беспокоилось, она не позволила ему торопить события. Я плохо представлял себе, что нас ждет дальше. Остальные тоже. Боманц, неожиданно сделавшийся фаворитом Душечки, решил заняться нашим образованием.
– Поскольку все вы там были, – начал он, – вы, вероятно, помните, что в результате великой битвы в Курганье, глубинная сущность, а говоря иначе – душа Властелина, самого страшного зла, когда-либо ступавшего по этой земле, оказалась заключена в Серебряный Клин. Затем этот Клин забили в ствол молодого дерева, которое подчинялось приказам дерева-бога с Равнины Страха.
Боманц страсть как любил обрушивать подобную заумь на головы беззащитных слушателей.
– Тогда казалось, что дерево сумеет удержать в себе это остаточное зло, сумеет надежно и навсегда оградить от него род людской. Это молодое деревце было отпрыском Праотца-Дерева. Оно было неприступным, неуязвимым и практически бессмертным. По мере его роста. Клин должен был все глубже погружаться в самую сердцевину ствола. В конце концов от древнего зла должны были остаться одни воспоминания.