Выдать себя за умершего героя ничего не стоит, особенно если люди сами не вверять в то, что этот герой может умереть…
(Из разговора двух мародеров)
Фрика я догнал минут через сорок и с удивлением подумал, как далеко удалось ему уйти за столь короткое время. На этот раз он не поджидал меня, сидя за кустом, и не приветствовал мое появление одной из своих песенок – он быстро шагал по обочине дороги, выбивая фонтанчики серой пыли своими босыми ногами.
Когда Пурпурная Дымка, двигавшаяся своей привычной бесшумной рысью, поравнялась с экс шутом, он поднял голову и… отшатнулся в ужасе! Однако уже в следующую секунду на его лице появилась знакомая мне улыбка, и он, заикаясь, прошамкал:
– Сияющий дан
С победой спешит,
Он спуску не дал
Напавшим в тиши!
Я невесело усмехнулся ему в ответ и покачал головой:
– Ты снова ставишь на первое место рифму и размер, оставляя прозябать истину и смысл!..
Улыбка быстро увяла на физиономии Фрика. Он отвернулся от меня, посмотрел вперед, словно хотел увидеть конец лежащей под нашими ногами дороги, а затем, чуть прибавив шагу, заговорил:
– Как в этом мире Истина важна,
Всем, даже тем, кому она мешает,
Ведь каждый из живущих точно знает,
Что Истина всегда на всех одна,
И Истину нельзя назвать своей!
Другое дело Правда – с ней попроще.
Есть Правда кхмета – дан над ней хохочет,
Есть Правда дана – плачет кхмет под ней!
Кто знает Истину – вовек непобедим,
Когда никто другой ее не знает,
Он чуть прибавит к ней иль чуть убавит,
Смысл Истины он сделает своим!
Фрик бросил в мою сторону быстрый косой взгляд и закончил почти скороговоркой:
– Все жаждут Истины, но только тот царит,
Чья Правда в этом мире говорит!
С минуту мы ехали молча, и вдруг я почувствовал, что Фрик ожидает от меня ответа на свое стихотворение. Усмехнувшись про себя, я небрежно проговорил:
– Твой, довольно… примитивный, сонет никак не отвечает на мое предыдущее замечание… Скорее даже противоречит ему. Если все – как следует из твоих стихов, жаждут истины, то почему ты сам эту истину искажаешь?!
Фрик снова оглянулся на меня, на этот раз гораздо спокойнее, а затем, чуть пожав плечами, проговорил:
– Есть времена, года, часы, минуты,
Когда пред выбором приходится стоять —
Наш гордый разум хочет все сказать,
А плотский ужас лижет зад кому-то!
– Стало быть, ты меня боишься! – воскликнул я и расхохотался.
Фрик с новым испугом оглянулся на меня и еще прибавил ходу.
– И что же тебя так напугало?! – продолжил я, отсмеявшись, – неужели это маленькое недоразумение с толпой эльфов и… не знаю, как называются те мохноногие малыши…