Ему снилось, что живет он не здесь, а в тех скучных однообразных пятиэтажках, которые были выстроены на окраине еще в его юности. У него тесная однокомнатная квартира, обставленная чрезвычайно скудно, потолок на кухне облупился, вздулась краской протечка у водопроводной трубы, тем не менее, в квартире идеальный порядок: даже мелочи расположены на своих местах, и поблескивает протертыми стеклами стенка, забитая подписными изданиями, – нигде ни пылинки, крохотная трехкомфорочная плита сияет, как новенькая. На плите стоит чайник, слегка парящий из носика, свеженалитая заварка покоится под расфуфыренной куклой. Однако времени нет: стрелки на железном будильнике показывают половину двенадцатого.
Пора выходить.
У него уже все готово: натянут новенький спортивный костюм – облегающий, купленный как будто для этого случая, зашнурованы высокие кожаные башмаки, перекрыт вентиль газа и, кроме кухни, погашено электричество. Закручены водопроводные краны. Вроде бы, ничего не забыто. Он щелкает выключателем, и пейзаж за окном словно прыгает, укрупняясь в деталях: ртутный круг освещения выхватывает пустырь, шрамы рытвин, пеналы детского сада. Надоедливый привычный пейзаж. У него такое предчувствие, что больше он сюда не вернется.
На улице, впрочем, не лучше. Город дремлет: в серых зданиях не светится ни одно окно. На верхушках холмов теснятся островерхие ели, россыпь звезд зависает над ними, как рыбы в аквариуме, кажется, что вселенная пристально наблюдает за миром, по прохладе и свежести угадывается невидимая река, а в пространствах между домами разбросаны гранитные округления. Словно здесь кипел когда-то армагеддон, и теперь из земли проступили его финальные очертания. Сходство здесь еще в том, что вокруг валунов валяются доски и трубы. Как оружие древних, оставленное после сражения. Это ему кое о чем напоминает. Он сворачивает на ближайший пустырь и средь хлама отыскивает без труда подходящую палку – пробует ее по руке, резко взмахивает и тычет в прохладный воздух.
Вероятно, это – то, что требуется. Дальше он идет гораздо увереннее, и тревожат его только разносящиеся по окрестностям звуки шагов. Шарканье тяжелых подошв его выдает. – Шхом… шхом… шхом… – уходит в глубины квартала. Впрочем, сделать здесь все равно ничего нельзя. Он лишь крепче сжимает свою заостренную палку. Дорога ему знакома, вот бетонная пыльная площадь перед Торговым центром, а вот гнутые трубки неона на вывеске «Детского мир». Цвет зловещий, как будто нарочно, чтобы отпугивать покупателей. Буквы дико пылают, распространяя багровый налет. Длинные низенькие ступени тщательно подметены. Он взбегает по этим ступеням и дергает чугунную ручку. Ему кажется, что за ним откуда-то наблюдают. Голова раскалывается, как в огне, а дрожащие пальцы, напротив, ужасно оледенели. Слышны хрипы дыхания, висит тяжелый замок, и сквозь стекла витрины заметны на стеллажах зеркальные отражения. Тени, выступающие углы, мрак пустынного зала. На витрине же находится уродливый монстрик, сжимающий автомат. Змеи-волосы встопорщены, как у медузы Горгоны, а неровные зубы открыты в стервозной ухмылке. Словно монстрик заранее торжествует победу.