Девушка еще некоторое время настороженно прислушивалась к разговорам, затем закрыла книжку, зевнула, поправила шерстяной платок на голове и, как бы спохватившись, торопливо схватила стоявший рядом судок и начала пробираться к выходу.
Парень, сидевший в углу, не шелохнулся.
Сойдя с площадки на мостовую, она перебежала на панель и оглянулась; из вагона больше никто не вышел. Конка пошла дальше. Видя, что и на ходу мужчина не спрыгнул, девушка в сердцах обругала себя:
— Вот дурища! Выскочила раньше времени. Теперь тащись такую даль пешком.
Все же она не пошла по Сампсониевскому проспекту, а свернула в переулок, чтобы не показываться на главной магистрали.
Катя Алешина родилась в Петрограде, на Выборгской стороне, но всякий раз, когда она проходила мимо захламленных пустырей и жалких лачуг рабочей окраины, не могла перебороть в себе гнетущего чувства: «Неужто до старости не увидим другой жизни?» Здесь все было унылым: и грязный снег, и слякотная дорога, и карликовые домики с заплатанными крышами, и мутно-серое, задымленное небо.
А за Невой даже солнце будто светило по-иному. Стоило только перейти Литейный мост и попасть на левый берег реки, казалось, что ты очутился в ином городе — просторном, светлом, с широкими и прямыми проспектами, сверкающими витринами магазинов, с гладкими, как домашний пол, торцовыми мостовыми, по которым беззвучно проносились лакированные кареты и пролетки лихачей-извозчиков.
За Невой и дышалось легче. Но Катя не любила бывать в центре города. Там к таким, как она — бедно одетым работницам, — относились с презрением. Даже горничные и приказчики магазинов, лебезившие и пресмыкавшиеся перед богачами, называли жительниц окраины «фабричной пылью».
Правда, было время, когда Кате хотелось стать похожей на томных и белолицых гимназисток — дочек домовладельцев, инженеров и чиновников.
Вон там, где начинаются улицы, похожие на центральные, стоит трехэтажное каменное здание — женская гимназия. Еще два года тому назад Катя бегала сюда каждое утро с сумкой, в которой лежали аккуратно завернутые в бумагу учебники и тетрадки. Следовало бы обойти этот дом стороной, не показываться в таком виде прежним одноклассницам.
Но почему? Только из-за того, что она одета хуже их? Нет! Ей нечего стыдиться. Она не глупей их. И училась лучше. Не зря же завидовали зубрилы Широкова и Базанова. Им просто повезло, что они родились в богатых домах и никогда не жили в подвале. Она больше не покраснеет, не смутится, если они при всех спросят: «Не твоя ли это мать нанимается в прачки?» И пусть шушукаются сколько хотят.