— Почему не открывал? — накинулся на отца околоточный. — Листовки прятал?
— Какие листовки? — недоумевал отец. — Не понимаю, о чем вы говорите.
— Не прикидывайся простачком, нам все известно.
Они перерыли постели, повыбрасывали из комода на пол белье, заглянули во все уголки и, наткнувшись на Катины учебники и тетради, начали перелистывать их.
— Откуда это? Чье?
— Дочери, — ответил отец, — она в гимназии учится.
— В гимназии? — удивился околоточный. — Ого! А все бедняков из себя разыгрываете.
Полицейские увели отца с собой.
Кате с матерью удалось увидеть его только после суда в пересыльной тюрьме. Их пропустили в длинную комнату свиданий и поставили за деревянный барьер. Вдоль барьера и железной решетки, за которой находились осужденные, расхаживал надзиратель.
Все присутствующие здесь перекликались одновременно; нужно было напрягать слух, чтобы уловить голос отца в общем шуме.
— Дали пять лет… ссылают в Якутию, — сообщил он.
Лицо отца было серым, он зарос бородой и казался таким худым, что Катя заплакала от жалости.
— Не плачь, дочка… держи голову выше. Твой отец попал в тюрьму не за грабеж. Когда вырастешь, узнаешь, чего я добивался. И ты, мать, не горюй. Вернусь, не пропаду.
Отец еще что-то выкрикивал, но за барьером женщины подняли такой плач, что Катя уже ничего не расслышала. Она только видела, как надзиратели отрывали от железной решетки руки арестантов и силой уводили их из комнаты свиданий.
Девушка на всю жизнь запомнила и тот день, когда ее вызвала к себе начальница гимназии — высокая и прямая старуха с блеклыми глазами. Разглядывая Катю в лорнет, она сказала:
— Вот что, милая девочка… М-мы очень сожалеем… я знаю твои успехи в классе… но у нас бесплатно не учат, а твои родители не внесли платы.
— У мамы сейчас нет денег, — сказала Катя.
— Я так и думала. Мы, конечно, могли бы обратиться к попечителю, похлопотать об отсрочке… но твой отец — государственный преступник.
Нет, мой папа не преступник.
— Честные люди не попадают в тюрьму, — отделяя слово от слова, поучающе заметила начальница.
У Кати перехватило дыхание от обиды за отца.
— Это неправда, он честный!
— Что-о? Кто тебе позволил таким тоном разговаривать со старшими?! — поднимаясь с кресла, повысила голос начальница. — Ты дочь прачки и не должна забывать об этом. Немедля собери книги — и вон из гимназии!
Выходя из кабинета, Катя ничего не видела перед собой.
«Конец, всему конец, — думалось ей. — Больше уже не приду в гимназию, не сяду за парту, не разверну тетрадки… Никогда! Меня не вызовут ни к карте, ни к доске и не скажут: «Отлично, Алешина». Никогда…»