– Разговор был междугородный?
– У меня создалось впечатление, что она звонила из Лос-Анджелеса.
– Сколько телефонистка просила ее опустить?
– Пятьдесят центов. – Возможно, что из Лос-Анджелеса. Бесс себя не назвала?
– Нет, но она называла его Чарли. А так его называют немногие. И он знала мое имя.
Сильвия поджала губы.
– Когда я это поняла, у меня как-то все опустилось. Дело не в том, что она назвала меня по имени. Она снисходила до меня, будто все обо мне знала... знала, как я отношусь к Чарльзу.
– Вы бы чувствовали себя увереннее, если бы все о ней знали.
– А вы знаете?
– Всего никто не знает. За свои двадцать пять лет она успела многое накрутить.
– Неужели ей только двадцать пять? Я думала, что она гораздо старше Чарльза.
– Бесс быстро повзрослела. Вышла замуж когда ей не было и двадцати за мужчину вдвое старше ее. Во время войны он привез ее сюда. С Чарльзом она встретилась здесь в 1943 году.
– Так давно? – сказала она с тоской. Она теряла Чарльза окончательно и бесповоротно. – Значит, задолго до того, как я с ним познакомилась.
– Уилдинг видел ее с Чарльзом в 1943 году.
– Он мне не сказал.
– Не хотел вас огорчать. С тех пор она металась по стране, то сидела в тюрьме, то выходила...
– Вы говорили, что у нее был муж. Что же с ним?
– Она разбила ему сердце много лет назад. При нужде она его использовала, когда у нее не было ничего лучше.
– Я не... я не понимаю... как мог Чарли связаться с такой женщиной?
– У этой особы прекрасная внешность. И она очень удобно устроена замужем за человеком, который не желает развода.
– Но Чарли такой идеалист! У него такие высокие требования. Для Чарльза ничего не было достаточно хорошо.
– Возможно, что он не смог удовлетворить свои требования. Я не был знаком с Чарльзом, но кажется понимаю его порок: он всю жизнь стремился ухватиться за что-то реальное, но это ему не удавалось.
Не знаю, зародилась ли моя искренность из контакта с девушкой или из зависти к мертвому.
– И эта пуля, попавшая ему в кишки, возможно была самой реальной вещью, какая ему досталась.
В ее ореховых глазах возникла тревога, но они остались прозрачными, как вода в озере.
– Вы не должны так говорить о нем!
– О мертвых ничего, кроме хорошего?
– Вы не знаете, мертв он или нет.
Она прижала руки к груди.
– Я чувствую, что он жив, так мне говорит сердце.
– Сегодня я беседовал со свидетелем, который видел, как в него стреляли.
– Тогда откуда у вас такая уверенность? Мой свидетель утверждает обратное, что он жив. – Не обманывайте себя, – сказал я не особенно уверенно.
– Вы не хотите оставить мне надежду. Наверно вам хочется, чтобы он был мертв. Я дотронулся до ее руки, все еще лежавшей на груди.