– А меня это не волнует, – Дамир весело улыбнулся. – Студия принадлежит на паях двум психам, которые искренне считают, что их талантливых детей не оценили в мире кинобизнеса, и готовы снять с себя все до нитки, только чтобы выходили фильмы, в которых их ненаглядные чадушки играют главные роли. У богатых, знаете ли, свои причуды. Денег у них – море, а откуда они их берут – не моя забота. Вы согласны?
– А в чем смысл экспериментирования?
– Это сложно объяснить на словах… Короче говоря, я пытаюсь использовать свое музыкальное образование и сам пишу музыку к фильмам, стараясь, чтобы она выражала именно то, что я хочу сказать как режиссер.
Когда Настя спохватилась, был второй час ночи. Она не смогла припомнить, когда еще ей было так хорошо в компании совершенно незнакомых людей. Виноград был сладок, кофе – крепок, старуха, вопреки опасениям, оказалась прекрасной собеседницей, живой, остроумной, лихо пила коньяк и заразительно смеялась. Глаза Дамира обволакивали Настю, его взгляд был уже не теплым, а обжигающим, и ей казалось, что она, отогревшись под этим взглядом изнутри, начала плавиться снаружи, у нее нет ни рук, ни ног, и вообще непонятно, как она сможет встать с кресла.
– Настя, не хотите прогуляться перед сном? – спросил Дамир, выглядывая в окно. – Там, между прочим, полная луна. Очень красиво.
– Давайте, – согласилась она, пожалуй, несколько более поспешно, нежели позволяли приличия. От старухи это не укрылось, и она заговорщически подмигнула Насте.
– Вы на машине, Дамир? – спросила Настя, медленно идя через озаренный лунным светом парк.
– Нет.
– Как же вы будете добираться? Городской транспорт уже не ходит, а на такси надежда слабая.
– А разве я не сказал? Я же купил путевку на неделю. Прямо сегодня и купил. Утром прилетел из Новосибирска, наша студия там находится, заглянул домой к Регине Аркадьевне, соседка говорит – она в санатории. Примчался сюда, а Регина мне и посоветовала здесь поселиться. А что? Комфорт, прекрасная кормежка, а главное – Регина рядом. Я ведь, собственно, к ней приехал. Хочу показать ей кое-какие наработки.
– Похоже, вы до сих пор продолжаете у нее учиться, – тихо сказала Настя, плотнее закутываясь в шарф.
– Регина – гений, – очень серьезно ответил Дамир. – Чудовищная судьба и потрясающая стойкость. Она ведь хромая с детства. Хорошее лицо, дивные волосы, а во всю щеку – отвратительное родимое пятно. Талантлива она была невероятно. Специалисты слушали ее записи и шалели от восторга. Как только она появилась перед ними на сцене – все, конец. Это ведь были сороковые годы. Артист должен быть божеством, в него должны влюбляться, тогда на концерты будут ходить. А кто будет покупать билеты, чтобы слушать хромоножку с изуродованным лицом? О том, что люди должны слушать музыку в исполнении талантливой пианистки, и думать никто не хотел. Как же, зрелищность и грандиозность сталинских времен! Поэтому Регина поставила крест на исполнительстве и занялась преподаванием. Она и здесь заставила говорить о себе. Гений есть гений. Она умела за пять минут десятью словами и тремя аккордами объяснить ученику то, что другие педагоги вдалбливали неделями, месяцами. Если у ребенка есть хоть крошечная искорка, хоть малюсенькая крупинка способностей, под Регининым руководством расцветал дивный цветок. Дети ее обожали, родители боготворили. И новый удар! Ее не пустили вместе с учениками в Польшу, на Международный конкурс юных исполнителей. То есть все участники конкурса приехали со своими педагогами, а два человека из нашего Города – с инструктором горкома партии.