Подойдя к Короткову, Настя со всего размаху поставила бутылку на стол, так что посуда задребезжала.
– Я не пью шампанское, – громко сказала она. – И не присылайте мне его больше. Вам понятно?
– А что вы пьете? – так же громко спросил Коротков, не вставая с места. – Я бы хотел хоть чем-нибудь доставить вам удовольствие.
– Если хотите, можете меня поцеловать, прямо здесь и сейчас, но только один раз и с условием, что вы больше не будете мне надоедать.
– Ну и стерва же ты, – шепотом произнес Коротков, растягивая губы в улыбке.
Настя поняла, что он имел в виду. Он был немного ниже ее ростом, но туфли на каблуках сделали разницу между ними весьма существенной. Она усмехнулась, понимая, что на них смотрит весь ресторан, наклонилась, сняла туфли и сразу стала заметно ниже, почти сравнявшись с Коротковым, который был обут в зимние ботинки на толстой подошве. Юра шагнул к ней, обнял, положив одну руку на ее спину, а другую – на затылок. Его лицо медленно приближалось, и Насте захотелось зажмуриться и отступить. Но отступать было некуда. Губы его были твердыми и прохладными, и, несмотря на всю нелепую двусмысленность (или двусмысленную нелепость?) ситуации, она не могла не признать, что целуется Юрка хорошо. Боже мой, они были знакомы восемь лет, они работали в одном отделе, Коротков неоднократно бывал в гостях у Насти и Алексея, выплакивал на ее плече свои обиды по поводу любовных неудач. И вот теперь за много километров от Москвы в ресторане провинциальной гостиницы они целуются на глазах у изумленной публики только лишь потому, что кто-то охотится за освободившимся из мест лишения свободы Павлом Сауляком. Чудны дела твои, милицейская жизнь!
Коротков оторвался от ее губ, галантно поцеловал ее руку и спокойно сел на место. Настя не торопясь надела туфли на семисантиметровых каблуках, обворожительно улыбнулась и двинулась в обратный путь к своему столику.
Сауляк сидел неподвижно, вертя в руках маленькую вилку для десерта и не сводя с нее глаз. Настя кинула взгляд на его тарелку и отметила, что он почти ничего не съел, кроме того единственного кусочка языка.
– Послушайте, Павел, я понимаю, что у вас могут быть свои принципы и соображения, но вы должны поесть. В конце концов, то, что нам с вами предстоит, не является прогулкой по дачному участку, и совершенно неизвестно, где и когда мы с вами сможем поесть в следующий раз. Меньше всего мне хотелось бы, чтобы у нас с вами возникли проблемы из-за ваших неумных прихотей и выходок.
– Значит, вы уверены, что из-за ваших выходок у нас проблем не будет? – спросил он, не отрывая взгляда от серебряной блестящей вилочки.