Она была на восемь лет старше Артема, замуж за него выходила без любви, но с расчетом, который все равно оказался ни к чему. Молоденький Резников был в нее влюблен долго и страстно, а она, его соседка по дому, живущая двумя этажами выше, вела образ жизни, абсолютно несовместимый ни с замужеством, ни со смешным очкариком Артемом. У нее было много мужчин, много денег, много красоты и шарма и высокие запросы, а у Артема денег было мало, красоты и шарма не было совсем, зато у него было много самолюбия и несомненные способности к точным наукам. Роскошная Ирина смешного очкарика привечала, ибо помнила, что от сумы да от тюрьмы… Так оно и случилось.
Когда Ирина осталась без обещанной поддержки, она была уже на седьмом месяце, и избавляться от беременности было поздно. Ребенка она не хотела, рожать собиралась только для того, чтобы удержать при себе того самого мужчину, который казался ей сказочной жар-птицей. У него было все, что нужно Ирине, и она на эту карту поставила даже больше, чем могла себе позволить. Отказалась от всех других мужчин, категорически порвав с ними. Обменяла квартиру, ибо о ее похождениях в доме знали слишком хорошо, и в этот обмен вгрохала все свои сбережения и драгоценности, чтобы квартира была не только в центре (и ему было бы удобнее ездить на работу), но и с улучшенной планировкой, двухэтажная. Дело было за малым: он должен был оформить развод, после чего должна была начаться новая жизнь, полная любви, удовольствий, путешествий и прочих радостей.
К сожалению, в этот самый момент объект Ирининых притязаний собрался уезжать за рубеж, натурально, вместе с законной супругой, которая, как ни странно, тоже оказалась беременной, причем, в отличие от Ирины, уже не в первый раз. Вопрос о том, в чью пользу принять решение, мучил ее любовника ровно две с половиной минуты, после чего она осталась в одиночестве, но с прекрасной квартирой и довольно большим животом, без образования и профессии, без надежного источника доходов, зато с радужной перспективой пеленок, бессонных ночей, детских болезней и безденежья.
Вот тут-то она и подумала о смешном нелепом Артемчике, так трогательно любившем ее с незапамятных времен. Иногда, еще с тех пор, как ему было девятнадцать, а ей двадцать семь, она жаловала ему свое любвеобильное тело в виде объедков с барского стола, но Резников был и за это благодарен. Теперь его даже не пришлось уговаривать, он все понял с полуслова.
– Конечно, Ира, мы поженимся и ребенок будет считаться моим. Я постараюсь создать ему хорошие условия. И тебе, разумеется.