Иногда они даже осознают, что их болезнь имеет не органическую, а психическую природу, но от такого осознания их переживания легче не становятся. Их болезнь связана с психической сферой, и лечение у психиатра или психолога во многих случаях разрешает эту проблему.
Но можно понять и дежурного врача — он видит одного и того же пациента почти на каждом дежурстве, каждый раз прибывающего на амбулансе с большим драматизмом, привлекающего к себе внимание громкими жалобами и стонами, но без каких бы то объективных симптомов, с прекрасной кардиограммой и анализами. Часто он прибывает ночью, лишая дежурного врача возможности поспать отпущенные ему 2–3 часа, только для того чтобы получить успокаивающий укол, и вскоре покинуть приемник. Волей неволей начинаешь относиться к нему как к симулянту.
Могу сказать из личного опыта, что если в начале дежурства жалеешь больных и сочувствуешь им, то к середине смены из-за напряжения, и усталости, хамства некоторых пациентов и недосыпа, встречаешь каждого нового больного с чувством, близким к неприязни, заранее считая его симулянтом, по пустякам морочащего тебе голову.
Коллектив приемника состоит из постоянных медсестер и медбратьев, дежурящих посменно по 8 часов, а так же врачей, работающих с утра до полудня. С 15 до 8 утра в приемнике остаются доктора дежурной смены, каждый день разные. Очень много зависит от того, с кем выпадает работать.
Среди медсестер приемника обычно все высокопрофессиональны, но есть более приятные и менее приятные. Интересно, что среди приятных обычно были медсестры и медбратья — арабы. По — видимому, в Израиле работает та же закономерность, что была с евреями в России в застойные времена. Чтобы занять какое то достойное место, соискателю-еврею нужно было быть на две головы выше в профессиональном и личностном плане, чем прочим претендентам, чтобы это место получить. То же и с арабами в Израиле. Те, кто получают место в приличной больнице, обычно очень способны, хорошо подготовлены, и зачастую просто приятные ребята.
Я очень любил работать в одну смену с медбратом по имени Мустафа. Добрейшей души парень, очень грамотный, он мог бы вполне заменить в приемнике многих врачей. Его обычно называли Мус, или Мусти, а врачи олимы — так просто по свойски — Муська. Когда по обмену опытом нужно было отправить несколько медсестер на неделю в США, из многих претендентов выбрали троих, и его втом числе.
При полной симпатии и уважении к нему как к личности и товарищу по работе, незримый барьер «арабы — евреи» все равно временами возникал. После каждого тер. акта со стороны арабов Мус ощущал себя скованно, неловко. Точно так же я чувствовал себя при общении с ним после массового убийства арабов еврейским поселенцем доктором Гольдштейном в пещере Праотцов.