– А вы? Вы тоже промокли.
И правда, а она даже не заметила, что сидит в мокром пальто и дрожит. Сабрина сняла пальто и повесила на камень.
Нагрев одеяло у огня, Коултер накинул его на плечи Сабрины. Сам укутался в другое и сел рядом с ней.
– О, кажется, я чую запах кофе!
– Жаль, что к кофе у нас только жесткая лепешка.
Схватившись за ручку сковороды, она ругнулась и выронила ее. Коултер, все еще державший перчатки в руке, подхватил сковороду и отодвинул ее от огня. Подняв крышку, потянул носом.
– У-у, пища богов. Это уже готово?
– Пока нет. Переверните лепешку. Через несколько минут все будет готово.
– Ну а теперь посмотрим вашу руку.
– Ерунда. Так, чуть покраснела кожа.
– Сабрина, дайте мне взглянуть.
Она разжала ладонь. От бывших окровавленных мозолей остались шрамы, но ранки затянулись новой розоватой кожей. Капитан долго смотрел на ладошку.
– Когда я был маленьким, мама обычно целовала мои раны, и они быстро заживали.
– Раны? У вас?
– Да. Мой отец был очень строгим. И если я шалил, что случалось очень часто, то мне попадало. Иногда – пороли.
– Неужели?!
– Что «неужели», что мама целовала? Или то, что пороли?
– Нет, неужели после наказания вы становились пай-мальчиком. Сомневаюсь, что вы прекращали проказничать.
– Вы правы. Со мной все было не просто. Я упрямо проказничал, даже зная, что все кончится скверно. Но стоило мне чего-то захотеть… А вы никогда не совершали чего-то, заранее зная, что это глупость?
– Совершала, – еле слышно прошептала она. Сердце билось так громко, что Коултер наверняка слышал его удары.
– И как? Стоило того?
– Н-не знаю.
Глаза у него не просто голубые, а небесного цвета! Сабрина вдруг словно ощутила нерастраченную нежность этого мужчины. И внезапно поняла, что отцовские наказания были явно строже, чем он описывал. Она взяла его руку и, поднеся к свету, начала рассматривать.
– Сильные руки. Руки, которые могут защитить, – сказала она. А он даже не пытался скрыть дрожь, охватившую его.
– Руки, которые убивали, – возразил он и убрал ладонь, словно боялся, что она разглядит на ней все самое худшее.
– Как насчет кофе?
Сабрина тоже понимала: нельзя дать увлечь себя чувствам, чтобы потом не пожалеть. Коултер ведь прямо сказал, что между ними ничего не может быть. В первую очередь он солдат. А что она могла предложить ему? Понятно, что как только его парни поправятся, он уедет. Коултер не из тех, кто подолгу задерживается на одном месте.
Внезапно голубизна его глаз вновь приобрела тусклый блеск гранита, как будто он наглухо отгородился от нее. Сабрина вздохнула и достала из мешка две кружки. Разломила лепешку, протянув больший кусок Коултеру, и так же молча наполнила кружки ароматным горячим кофе.