Вельвит повернула голову. Усталый ковбой пел песенку. При желании ее можно было считать и колыбельной.
– Где ты, моя Дженни, я так хочу погладить твои шелковистые каштановые волосы… – По спальне Вельвит Гилхули разносилась жалоба о разбитой любви.
Ее проникновенно пел умирающему ребенку Рио де Варгас. А тот, так и не успев познать мир, отходил на свой вечный покой.
Эльке проснулась. Боль как будто переместилась, стала иной, но все равно ни о чем другом, кроме нее, она думать не могла. Малейшее движение откликалось ослепительно-белой вспышкой в глазах. Любая попытка вздохнуть больно ударяла кувалдой по груди. В животе чувствовалась болезненная пустота. А простейшая процедура открывания глаз вызывала тошноту и спазмы в пересохшем горле.
Но что-то она уже видела. Например, едва различимые контуры затененной комнаты, расплывчатое пятно, как будто повисшее прямо над ней. Эльке с трудом моргнула и сделала слабую попытку сфокусировать это пятно. Единственное, что ей удалось более или менее четко разглядеть, это копну рыжих волос. Тут никаких сомнений не было.
«Господи! Это же Вельвит Гилхули. Что делает она у моей постели?»
Чтобы спросить, Эльке необходимо было облизнуть губы. Она попыталась, но не нашла достаточно слюны. Как будто угадав ее желание, Вельвит поднесла к губам Эльке чашку.
Эльке жадно выпила, но ее тут же вырвало. «Вырвало» не то слово – вывернуло наизнанку. И здесь Вельвит успела вовремя, подставив ко рту Эльке миску.
Когда позывы стихли, Вельвит вытерла лицо и губы Эльке влажной салфеткой, а затем пригладила ей волосы.
– Я понимаю, у вас много вопросов, – сказала Вельвит, поправляя простыни и одеяло, – но сейчас вам нельзя говорить. Доктор прописал вам полный покой. У вас сотрясение мозга и сломаны два ребра.
Эльке попыталась переварить полученную информацию, но сдалась.
«Отто, – подумала она. – Где Отто? Почему он не здесь?»
Когда снова нахлынула темнота, его имя еще оставалось в ее одурманенном сознании.
Сколько она проспала, Эльке не представляла. К счастью, все кошмары, сопровождавшие ее сон, она не запомнила.
Первое, что она увидела, очнувшись, – это свет керосиновой лампы.
На этот раз Эльке все видела резко и отчетливо. Несомненно, в этой комнате она прежде никогда не бывала. Ей даже прежде и видеть не доводилось такой бесстыдной роскоши – обитые бархатом стены, шторы, расшитые золотом, хрустальные стенные подсвечники и зеркала повсюду, даже над кроватью.
Миленькое женское лицо, склонившееся над ней с вниманием и заботой, было Эльке совершенно незнакомым.