Сзади, из-за щита, которым им служила дверь с дубовыми насечками, за всем этим в ошеломленном благоговении наблюдали мастера, они никогда даже не представляли, что мир бухгалтерских расчетов и налогообложения может быть таким жестоким и предательским. Они разражались одобрительными криками, когда Ихор делал пометку, бурно аплодировали, когда он со стуком отбрасывал очередную порцию бумаг, и завороженно, с широко раскрытыми глазами, наблюдали, как их героический воин снимает свой урожай с урагана неразборчивых каракуль и цифр.
- Нашел все, что необходимо? - взревел Кадил, перекрикивая шум и гвалт. - Все сходится?!
- Пока что, - в некотором замешательстве ответил Ихор, в то время как его проворные пальцы с головокружительной скоростью щелкали костяшками счетов и на лету быстро и яростно выписывали числа в огромную бухгалтерскую книгу. Счеты и грифель Ихора, а также повелевавший ими великолепный ум могли стать теми орудиями, при помощи которых математика сокрушит Кадила.
Тянулись часы и дни, битва все бушевала, и Кадил вовсю применял свой арсенал уловок против аудита. Он считал и пересчитывал во весь голос, внося сумятицу в подсчеты, которые Ихор делал в уме, и, мешая ему сосредоточиться, декламировал какие-то произвольные числа пронзительным монотонным голосом, от которого смертельно усталая делегация в слепом ужасе затыкала уши. А на законные и правомерные просьбы Ихора о разъясненнях Кадил отвечал то крича, то переходя на шепот, языком, раздвоенным, как у змеи: его ответы двоились и троились, извивались кольцами и в итоге приводили в никуда, затуманивая и вовсе утрачивая смысл. А Ихор извлекал из этих нелепых ответов и отупляющей бумажной работы драгоценные крупицы информации и доказательств, в которых он нуждался, сохраняя присутствие духа и удивительную остроту чувств.
Так прошло шесть дней, и каждый мучительный час в точности напоминал предыдущий, а мир жизни и света за душными каменными стенами давно был забыт. Волшебник Кадил начинал приходить в отчаяние. Ихор связывал между собой факты так же уверенно, как мясник насаживает поросенка на вертел и затем жарит его, провожая в небытие; он медленно, но неумолимо продвигался все ближе к цели, и вопросы превращались в ответы, сомнения разрешались, вычисления подтверждались. И вот Кадил чихнул, потом еще раз и еще раз, извергая из вероломных ноздрей своего внезапно занедужившего носа загадочную жидкость, которая легкой дымкой повисла над водоворотом бумаг и заполнила тесное помещение туманом. Цифры на документах, которые изучал Ихор, и числа в его бухгалтерской книге начали будто расплываться и мельтешить, мешаться и путаться, теряя форму и смысл.