Она была крошечного роста, как маленькая взъерошенная, беспокойная птичка, почти бесплотная, но с громадной силой духа, и эта сила заставляла других подчиняться ее очарованию беспрекословно. Ее голос был сильным, громким, она отчетливо выговаривала слоги — «актерская школа!» В молодости она была актрисой. Но еще более чем театр, искусство, ее занимало целение, врачевание других. Она хорошо знала, что может помочь — и помогала!
После недолгого времени в театре, еще совсем молодой она вышла замуж за практикующего христианина-сайентиста, и вскоре сама сделалась практиком-целителем. Затем Джон Ллойд Райт был нанят, чтобы построить для них дом возле Чикаго, и она влюбилась в архитектора. Они прожили долгую, неспокойную жизнь, полную взлетов успеха и падений в бездну бедности, и теперь она была вдовой. Ее уникальный дом был построен Джоном Райтом в значительной степени в стиле его отца и был наполнен изделиями и коврами работы индейцев Навахо, а также картинами, выполненными самой Фрэнсис. Ширмы в духе раннего модернизма, работы Джона, китайский гонг, вышивки, растения — вся та смесь экстравагантного и экзотического, которая уже была мне знакома по жизни в Талиесине. И посреди всего этого — сама Фрэнсис, как некая неземная птица, в всклокоченном седом парике, с обильно подведенными огромными серыми глазами, увешанная драгоценностями собственного рисунка, в хорошо сшитом дорогом «брючном костюме» — олицетворение артистической Калифорнии.
Она жила одна и, хотя часто болела, не позволяла родственникам разделить с ней большой дом, наполненный изделиями искусства и — «тенями прошлого», как говаривала она. «Я наслаждаюсь моей собственной компанией!» — говорила Фрэнсис, четко произнося каждый слог.
Однако ее посещали многие, искавшие ее помощи, ее совета, ее разговора в духе христианской науки — который так помогал многим, особенно в несчастьях личного характера, в депрессии, страхах и прочих психологических вывертах, полученных в обществе, полном материального довольства. Фрэнсис давно уже оставила Церковь христиан-сайентистов, так как утверждала, что «не любит жить в смирительной рубахе». Но она продолжала помогать другим, любила слушать о несчастьях и главным в ее понимании было: «Освободить людей от их страхов!» — так как от внутренних, скрытых страхов начинаются все внешние проявления болезней и несчастий. И когда ей удавалось «спасти» своих пациентов, — открыть им глаза на подоплеку их собственной слабости, — она была счастлива. «Я знаю, как пахнет страх!» — говорила Фрэнсис. «Еще пока они ничего мне не говорят, — я знаю: этот человек охвачен страхом! Это ужасно».