— Сэр… — голос сержанта был хриплым и прерывистым. — Мы потеряли БПМ…
— Черт побери, я знаю! Доложи обстановку, седьмой!
Сержант пошевелил пухлыми губами, словно разминая их перед ответом…
— Я не могу описать этого, сэр… — признался он. — Что‑то встало из‑за деревьев… Оно огромное, окутано паром и не двигается…
— Это шагающий робот, болван! — яростно оборвал его Джошуа. Обыкновенный аграрный робот! — повторил он.
— Сэр, если это аграрная машина, то как она только что разорвала на куски БПМ? — Сержант уже предчувствовал тот приказ, который сейчас отдаст Джошуа, и внутри все протестовало. — Я видел это своими глазами!
— Прекрати скулить, седьмой! Вы все трусите и потому умираете! Очнись, сержант! — Джошуа орал не своим голосом, срываясь на хрип… — Гудман подставил свою машину! Это обыкновенный агротехнический робот, на которого кто‑то навесил пару лазеров! Не смотри на него, не покупайся, сержант, плюнь на его размеры!.. Ты должен остановить эту тварь! БПМ уже идут к тебе! Держи позицию и не пропусти его!
— Повторите, сэр…
— Я сказал — держи позицию до подхода БПМ! Ты понял меня?!.
— Да, сэр… — упавшим голосом подтвердил сержант.
Бойцы его взвода видели, как их командир опустил руку, которой прижимал коммуникатор к самым губам. Статис‑генераторы, сдвинутые взрывной волной, вновь заработали, и дождь опять отсекало где‑то вверху, но ближние к сержанту бойцы заметили поблескивающие на его лбу капельки влаги и поняли, что это не дождь, а пот…
Кинув беглый взгляд в сторону неподвижного силуэта, сержант раздраженным движением опустил забрало своего гермошлема, и в наушниках раздался его голос:
— Гранатометчики — на исходную!..
* * *
Этот день запомнился Игорю своей чернотой…
Сжимая гашетки горнопроходных лазеров, он видел лишь нацеленные в него орудия да сам контур боевой планетарной машины. Он видел массу целенаправленно действующего против него металла, электроники, брони, но в эти мгновенья он не думал о живых существах — тех, кто, вероятно, сидит внутри машины.
Мысль о людях (пусть врагах, но людях!) окатила спину ледяными градинами пота в тот момент, когда на радиочастоте метнулся и затих чей‑то болезненный вопль.
Сила, которая выпихнула Рокотова из кресла управления «Беркутом», не поддавалась осмыслению. Это был порыв, шок от осознания того, что он сделал…
На Дабоге слишком бережно относились к человеческой жизни, чтобы Игорь мог спокойно вынести мысль о том, что стал сознательным убийцей. Его истерзанный разум еще не мог воспринять мысль о том, что сюда пришли иные, воспитанные вовсе не на Дабоге человеческие существа, для которых само понятие «жизнь» не имеет того веса, ценности, святости, как то принято тут.