Ей казалось, что они провожают ее неживыми зрачками своих видеокамер и молча усмехаются вслед, мысленно повторяя: «Вы, люди, — лишь горстка пыли, брошенная под порыв галактического ветра, скоро вы исчезнете, вырождаясь, и тогда тут останемся только мы — мертвые, холодные, вечные свидетельства ваших несостоявшихся жизней…».
Fail Stets — эти два слова забытого языка далекой Земли жгли ее, будто они действительно имели какую‑то непосредственную власть над ее личной, частной судьбой…
Обуреваемая такими противоречивыми эмоциями и мыслями, Ольга вернулась к дому, где по‑прежнему уютным желтым светом горели два окна в гостиной, поднялась на крыльцо, заглянула через приоткрытую дверь в дом.
Лисецкий сидел напротив матери за круглым столом, пил чай и что‑то рассказывал ей. Мать кивала, то и дело косясь на окно, за которым плавала ночная мгла.
Она переживала за нее, оставшуюся в АХУМе наедине с компьютерами и правдой.
Ольге вдруг подумалось, а из‑за чего именно переживает мама, нервно теребя край свисающей со стола скатерти, — из‑за того, что она узнает некую абстрактную правду, практически не имеющую прямого отношения к обыденным, сиюминутным проблемам, или из‑за того, КАК дочь воспримет ее, — ужаснется, огорчится, растеряется или же пренебрежительно фыркнет, пожав плечами, мне‑то что за дело, — все либо в прошлом, либо в будущем, а живу я здесь и сейчас…
В эту самую секунду Ольга, наверное, и поняла настоящий смысл происходящего в момент совершеннолетия таинства. — Это была не констатация правды, не сброс определенной информации, — то был тест на историческое равнодушие нового члена их общества, проверка на способность сопереживать…
— Степ, выгони из гаража машину… — негромко попросила она застывшего у крыльца дройда, на секунду устыдившись промелькнувшего там, у АХУМа, чувства неприязни к преданному и по‑своему мыслящему андроиду.
Перешагнув порог дома, она увидела, как вздрогнула от звука ее шагов мать, как резко обернулся Кирилл Александрович…
Она понимала, что должна что‑то сказать им, ответить на немой вопрос, читавшийся в их глазах, но, встретившись взглядом с матерью, вдруг подумала, что это, наверное, лишнее.
Они поняли все по ее виду.
— Я… Я проедусь со Степом… — тихо произнесла она в напряженной тишине. — Извини, мам, мне сейчас нужно побыть одной… Поговорим потом, ладно?
Не дожидаясь ответа, Ольга развернулась, легко сбежала с крыльца, освещенного светом фар выезжающей из гаража машины.
В гостиной за круглым семейным столом сидели два взрослых человека, и каждый думал сейчас приблизительно об одном и том же.