У нас это невозможно (Льюис) - страница 188

Дормэс прекрасно понимал, что ему приходится одновременно узнавать о битве при Ватерлоо, о диаспоре, об изобретении телеграфа, об открытии бацилл и о крестовых походах, и если ему требуется десять дней на то, чтобы получить эти новости, то будущим историкам понадобятся десятилетия, чтобы оценить их по достоинству. Может быть, они позавидуют ему, человеку, живущему в эпоху знаменательнейшего исторического перехода? А может быть, они от души посмеются над взрослыми детьми 1930-х годов, воинственно размахивавшими флажками и игравшими в национальных героев? Ибо он считал, что эти историки не будут ни фашистами, и воинственными американцами, ни английскими националистами, а просто улыбчивыми либералами, которых сражающиеся между собой фанатики сегодня называют расхлябанными и мягкотелыми.

Во всей этой подпольной работе самой трудной задачей для Дормэса было избежать подозрений, которые могли привести его в концентрационный лагерь; сохранить видимость безвредного старого бездельника, каким он действительно был три недели назад. Утомленный ночной работой в подвале Бака, он тем не менее часами просиживал в вестибюле отеля «Уэссекс», обсуждая вопросы рыбной ловли, изо всех сил изображая человека надломленного и не представляющего ни малейшей опасности.

Время от времени, в такие вечера, когда в подвале у Бака не было работы и он мог побездельничать у себя в кабинете, стыдясь своего спокойствия и уюта, он снова погружался в мечты о башне из слоновой кости. Он часто перечитывал «Арабские ночи» Теннисона, не потому, что это такое замечательное произведение, а потому, что когда-то оно первое поразило его и пробудило в нем – еще совсем мальчике – чувство красоты.

Царство сладостной неги, тени холмов,
Испещренные светом блещут поляны,
Отдаленный и мягкий шум городов,
Многолистные тени мирта лесов,
Кедр могучий, и тамариски,
И душистые розы кругом.
За оградой кустов обелиски
Славят память великих времен,
Этот теплый и радостный сон –
Царство доброго Аль Рашида.

Он наслаждался обществом Ромео и Юргена. Айвенго и лорда Питера Уимзи; он видел площадь святого Марка и сказочные башни Багдада; с Дон Хуаном Австрийским он отправлялся на войну и без всякой визы путешествовал по золотой дороге в Самарканд «А ведь Дэн Уилгэс, тайно печатающий революционные воззвания, и Бак Титус, развозящий их ночью на мотоцикле, не менее романтичны, чем Ксанду… Черт побери, мы сами творим эпос, но только еще не появился Гомер, способный его написать!»


Торговец рыбой Уит Бибби был бессловесным стариком, и такой же старой казалась его лошадь, хотя она ни в какой мере не была молчаливой, а, наоборот, издавала самые разнообразные непристойные звуки. Двадцать лет его всем примелькавшийся возок, с виду похожий на миниатюрную походную кухню, развозил скумбрию и треску, форель и устриц по усадьбам долины Бьюла. Заподозрить Уита Бибби в подрывной деятельности было бы так же смешно, как заподозрить в этом его лошадь. Люди постарше помнили, что он когда-то гордился своим отцом, капитаном, участником Гражданской войны, который впоследствии стал пьяницей и фермером-неудачником, молодежь вообще забыла, что когда-то была Гражданская война.