Вошла Василенчиха, едва видимой тенью стала на пороге, сказала:
– Принимай гостя, Дарья.
Дарья Андреевна легко встала, пошла ей навстречу.
– Проходи, Ивановна, проходи. Я вот сижу тут, сумерничаю...
И включила свет.
– Раздевайся, сейчас самовар поставлю, почаевничаем. Вот спасибо, что зашла, а то одной, бывает, и чай-то пить не хочется, так и лягу...
Василенчиха разделась, но шаль почему-то не сняла, тяжелой поступью прошла к столу. Была она крупная, высокая, с грубым мужицким лицом и огромными, изуродованными работой руками. Встречались они редко. Три сына Василенчихи погибли в войну, дочь давно откололась, муж умер лет пятнадцать назад, – и о чем же было говорить им при встрече, как не о своих погибших... Разговоры эти всегда кончались слезами, обе расстраивались до того, что порой приходилось укладываться в постель, – вот и старались, они встречаться пореже, чтобы не растравлять раны друг друга. Но два-три раза в год они сходились непременно, – обеим нужны были эти слезы, их общее горе, – подолгу сидели, вспоминая своих детей, и плакали и утешали друг друга, выливая в слезах накопившуюся тяжесть. Наверно, никто, кроме Дарьи Андреевны, и не видел на селе, как плачет Василенчиха. И Дарья Андреевна подумала, что, видно, и теперь Василенчиха пришла за этим, – повспоминать, поплакать, – и ей стало неловко за свое благодушное настроение, – всегда в такие часы помнила она, что у нее два сына, а у Василенчихи – никого и ничего, дочь присылала не больше одного письма в год, давно уже не приезжала в деревню и не звала мать к себе.
Дарья Андреевна разжигала самовар, ставила на стол посуду, говорила что-то нестоящее – и вдруг остановилась, вглядываясь в лицо Василенчихи.
– Ты что это, Ивановна? Ай случилось что?
– Случилось, Дарья...
Василенчиха стала стягивать на плоской груди концы своей черной шали, которую так и не сняла до сих пор.
– С дочерью что-нибудь? – испугалась Дарья Андреевна.
– Да что с ней сделается? Другая беда.
– У кого?
Василенчиха прямо взглянула на нее.
– У тебя.
– У меня? – удивленно спросила Дарья Андреевна, отвела глаза и коротко засмеялась. – Какая же у меня беда может быть? Нет, Ивановна, все мои беды позади, хватит, набедовалась. Сыновья, слава богу, живы-здоровы, а если другое что – так разве это беда? Вот, Геня недавно письмо прислал, пишет, что все хорошо, рыбы много наловили, заработали хорошо, еще месяца два поплавают – и все, домой, насовсем приедут...
Говорила Дарья Андреевна все быстрее, словно торопилась куда-то, на Василенчиху не смотрела, поднялась из-за стола, опираясь руками о края его, и пошла к полочке, за письмом, стала разворачивать его. И говорила, не смея взглянуть на Василенчиху, протягивала ей листок: