Продолжая тем самым многократно осмеянные традиции классической русской литературы, на которой паразитировала советская, антисоветская и большая часть постсоветской литературы.
Ведь любовь, дети, Бог – это все было, есть и будет всегда, о чем многие только-только начинают догадываться, ошалев от выкрутасов новой эпохи, насмотревшись упомянутой телерекламы, наслушавшись анекдотов о “шестисотом “Мерседесе”, начитавшись текстов, в которых чернуха, гной и кровь прут, как нечистоты из дачного сортира в летнюю ночь, а конец света уже состоялся. Про мусорную литературу под глянцевыми обложками, которая пишется для пропитания, я вообще не говорю, не хочу говорить. Я не знаю, станет ли популярным писателем Петр Ореховский, не знаю, какова будет его писательская судьба. Для меня достаточно того непреложного факта, что он, в отличие от многих “начинающих”, – настоящий писатель, а не его чучело.
Евгений ПОПОВ
Петров сидел и злился. Он злился на все: на то, что сидит в жаркой комнате без кондиционера, на то, что он работает, а другие могут позволить себе отпуск, на то, что Россия проиграла “холодную войну” и он, Петров, среди побежденных, а не среди эмигрировавших победителей. Прихлебывая остывший кофе, он размышлял о том, что толстеет, и отказ от обеда в пользу кофе, как показывают весы, все равно не приносит ему пользы. Ничего не поделаешь – возраст. “Не жрешь, так с голода пухнешь”, – констатировал он равномерно гудящему вентилятору. Вентилятор в ответ отрицательно покрутил головой, двигаясь туда-сюда вокруг своей оси. Но Петров этого не заметил.
Скоро должны были приехать москвичи, жадные, наглые столичные жители. Как и большинство жителей России, Петров не переваривал
Москву и москвичей, но был вынужден примириться с их существованием в собственной жизни.
Может быть, такое отношение к главному городу государства и столичным жителям наблюдается и в других странах, но Петрову от этого было не легче. Россия сейчас напоминала ему Африку – и своей жарой, и своей Москвой. В большинстве нищих африканских стран жители стремятся поселиться в единственной сравнительно богатой точке страны – столице. Доходы москвичей и всех остальных различались в десяток – другой раз. Бывшие приятели Петрова (из тех, кто не эмигрировал за рубеж) в большинстве своем перебрались в Москву и теперь уже и не звонили ему. И витало в воздухе, разгоняемое вентилятором, такое ощущение, что в столице стремятся жить все.
Петров, пытаясь быть объективным, иногда рассуждал так: в Москве собственно-то москвичей, которые имели хотя бы московских дедушек и бабушек, найти невозможно. Поэтому приезжих, которые когда-то были нормальными людьми, портило это проклятое место. Ведь все приезжие когда-то точно так же не переносили Москву и москвичей, как и он,