"На берегу пустынных волн
Стоял он дум великих полн
И в д а л ь глядел"…
Во всем этом — в игнорировании христианства, в неясном отношении к иудейскому универсализму (в связи с туманностью «магической» культуры), а также в идеализации самобытных глубин России, понимаемой славянофильски, заключаются те слабые места его великолепной символики, которые не дают нам полного убеждения в разобщенности отдельных культур, в духовном разрыве между культурой и цивилизацией.
Думая так о слабостях Шпенглера, я далек от того, чтобы видеть полное благополучие в духовной жизни европейского культурного человечества. Книга Шпенглера раскрывает большие глубины несомненного кризиса культуры. Вся современная литература полна этого духовного неблагополучия, полна тоски по цельному, органическому, и тяга к патриархальному прошлому, когда душа не была разодрана на клочья, не была механизирована — основной мотив культурно-философских размышлений современного европейца.
Кризис европейской культуры надо искать в этой, именно, романтике, в пресыщении интеллектуализмом, рассудочностью, в обращении к средневековью, в потугах религиозного возрождения, в рафинированном интересе к мусульманскому востоку, к Индии, к России с ее загадочным «мистическим» духом. Эти темы варьируют в философской публицистике, в изящной литературе.
Один из интересных публицистов современной Германии, промышленник и государственный деятель В а л ь т е р Р а т е н а у строит целые системы "о р г а н и ч е с к и о д у х о т в о р е н н о г о" государства (Organisch beseelter Staat), обращается своим "механизированным духом" к средневековым формам жизни, — к цехам, гильдиям, корпорациям, улавливая эти целостные начала одухотворенной общественности в идее корпоративных Советов.
Точно также Рубинштейн, автор книги "Романтический социализм" ищет общественный идеал в средневековой жизни романо-германских стран, идеализируя Советы, как воспроизводящие этот корпоративный дух, форму…
И Ратенау, и Рубинштейн, и Шпенглер рисуют себе романтический образ к р е с т ь я н и н а — этого единственного, по Шпенглеру, о р г а н и ч е с к о г о человека в современной культуре.
Неудивительно, что крестьянская Россия всем романтическим течениям культурно-философской публицистики в Европе кажется царством ничем не извращенных первобытных душ. Искать эти души можно только в России, или на Востоке, где-нибудь в Китае.
Вот П о л ь Э р н с т в своей книге "Der Zusammenbruch des deutschen Idealismus" ‹25›устами китайского мудреца, который занимается "культивированием принципов первобытных времен", учит нас жить так, "чтобы стать цельным человеком, а не функцией или частицей". "Мы научились доить коров при помощи электричества. Выбившийся пролетарий занимается гимнастикой. Англо-саксонская женщина в свободной Америке открыла, что деторождение — это жалкая дань отжившим предрассудкам и что женщина лишь после двадцать пятого развода достигает полного развития своей женственности". Это все те же результаты механизации жизни… и китайский мудрец говорит обо всем этом, что "от машин человек научается свои дела делать машинально, получает м а ш и н н о е с е р д ц е".