Она выключила свет и стала подниматься по лестнице под звуки материнского голоса — мать пела что-то похожее на ирландскую балладу, впрочем, в точности Дана не была в этом уверена.
Детка, детка, не грусти,
Потому что я в пути.
Утром солнышко взойдет,
Вместе встретим мы восход,
Улыбнешься ты мне на рассвете,
И счастливы, и легки потекут тогда деньки,
Станем петь и танцевать
И гостей в наш дом сзывать…
Поднявшись на верхнюю площадку, Дана заглянула в щель двери в ее бывшую комнату. Лампа под розовым абажуром отбрасывала блики на полог кровати; мать сидела, привалившись к изголовью и держа на коленях Молли. На цветных простынях валялась книжка, а девочка сонно клевала носом, веки ее вздрагивали от каждого прикосновения головной щетки, которой мать проводила по ее волосам. Мать переделала все комнаты в доме, кроме комнат Даны и Джеймса. В книжном шкафу хранились детские книжки, а в старом сундуке было полным-полно мягких плюшевых зверей. Комната по-прежнему оставалась идеальной спальней маленькой девочки, хотя, подрастая, Дана и взбунтовалась против кружева на пологе. Ей хотелось проводить время с Джеймсом и его приятелями. Играть с ними было куда интереснее. Когда по окончании колледжа она заявила отцу, что хочет поступить в юридическую школу, он поглядел на нее как на умалишенную:
— Это еще зачем?
— Чтобы стать юристом, — язвительно сказала она.
— Юриспруденция — дама ревнивая, — остерег ее отец, хотя и этого ему показалось недостаточно.
Дана закрыла глаза, вспоминая, как сидела на этой кровати, таращилась на изображения Белоснежки и все считала на картинках кровати, топорики, миски на столе, беспокоясь, чтобы их было ровно семь, чтобы хватило каждому гному. Она чувствовала прикосновение щетинистой щетки и как скользит она по волосам, ритмично, в такт мелодии, и как потом прерывает это скольжение звук подъезжающей машины на аллее. Она вспоминала шаги отца на лестнице. Мысленно она поднимала глаза и видела его фигуру — он заглядывал в комнату, но не входил, не переступал порога.
Мать продолжала свое расчесывание.
— Хочешь, чтоб я тебе ужин подала? — спрашивала она, не глядя на отца.
— Я в офисе поел.
— Ты свои дела окончил?
— Не все.
— Джеймс ждал тебя.
— Я зайду пожелать ему спокойной ночи, — говорил отец, и шаги его удалялись по коридору.
Мать клала на тумбочку щетку, закрывала книжку, укутывала Дану одеялом по самый подбородок и, наклонившись, целовала ее — в щеку, в другую, в нос, в лоб и напоследок в губы.
— Почему ты плачешь? — спрашивала Дана, чувствуя влагу на щеках.
— Потому что я очень тебя люблю,