– Девушек на свободу не отпускают, – разумно ответила практичная Рис. – А вот мужчину могут, если он совершит какой-нибудь героический подвиг. Вроде того раба-зануды из «Басен», который спас богатство своего хозяина.
– Но ведь бывают же страны, где никаких рабов нет. Если бы ты, скажем, туда попала, то стала бы по-настоящему свободной. Как и все там.
– Но там я считалась бы иностранкой, – усмехнулась Рис. – И откуда мне было бы научиться тому, как себя там вести и что делать? Нет уж, от этих заморских штучек можно с ума сойти!
– Ну а ты все-таки представь себе, что получила свободу здесь, в Этре.
Рис задумалась.
– Ну, если бы я стала «освобожденной», то смогла бы выйти замуж. И тогда имела бы возможность оставить при себе своих детей… Впрочем, мне пришлось бы самой о них и заботиться, верно? Тут уж хочешь – не хочешь. Не знаю… Я ни с одной «освобожденной» женщиной даже не знакома, и понятия не имею, на что эта жизнь похожа. А ты бы что сделала?
– Не знаю, – сказала Сэлло. – Я не знаю даже, зачем мне вообще подобные мысли в голову приходят. Но почему-то все время об этом думаю.
– А хорошо, наверное, было бы выйти замуж, – помолчав, задумчиво сказала Рис. – Что бы уж точно знать.
Я не понял, что она имела в виду.
– О да! – от всего сердца воскликнула Сэлло.
– Но ты-то знаешь, Сэл. Явен-ди никогда никому тебя не отдаст.
– Да, он, наверное, не отдаст, – сказала Сэлло, ив голосе ее прозвучали нежность, как и всегда, когда она говорила о Явене, и гордость, и некоторая растерянность.
Теперь-то я понимаю, что тогда имела в виду Рис: хозяин был волен передать девушку, которую ему подарили, другому мужчине, или одолжить ее кому-то на время, или отослать на женскую половину нянчить чужих детей – он мог все, что ему заблагорассудится, и она, не имея ни малейшей возможности изменить его волю, обязана была просто подчиниться. Когда мне в голову приходят мысли об этом, я испытываю огромную радость по поводу того, что родился мужчиной. Я даже немного растерялся, когда Сэлло спросила меня:
– А что бы ты делал, Гэв?
– Если бы меня отпустили на свободу?
Она кивнула. На меня она смотрела с той же нежностью и гордостью, что и на Явена, но, разумеется, без тени смущения и чуть насмешливо.
И я, подумав немного, сказал:
– Ну, я бы хотел путешествовать. Побывал бы в Месуне, в тамошнем университете. И в Пагади. Посмотрел бы на руины Сентаса и других городов, о которых все мы читали, например на башни Резвы. Полюбовался бы Ансулом Великолепным с его четырьмя каналами и пятнадцатью мостами…
– А потом?