— Знать — это значит жить. Мало просто помнить четыре высокие истины. Ведь даже птицы запоминают слова… Как живут эти люди?
— По-своему… Но он уважает наши обычаи и всем сердцем тоскует о нашем прошлом.
— Завидую вашей способности читать сердца… Хранит ли он в себе три сокровища? — Столкнувшись с твёрдой уверенностью йога, верховный немного успокоился. Первоначальная неприязнь постепенно уступала место любопытству. Спросив о трех сокровищах — Будде, законе и монашеской общине, старик уже готов был смириться с мыслью, что чужеземец следует путём спасения. Если так, то понятно, почему сам бутанский король согласился взять его под своё высокое покровительство. Такой человек мог, не осквернив святынь, спуститься в долину. На свой страх и риск. Взяв на себя полную ответственность за последствия подобного деяния, которые могут проявиться и через тысячи лет… — Он ведёт себя как монах? — на всякий случай спросил верховный, интересуясь более формальным обетом, нежели образом жизни. Ему ли было не знать, что правила иных красношапочных сект допускали множество послаблений, вплоть до супружества.
— Как мирянин, — отрицательно мотнул головой Норбу. — И по обычаю своего народа… Но поступает как почитатель, знающий закон.
— Почему?
— Он слышит зов, хоть и не понимает его.
— Не понимает, но следует, — старик уже не спрашивал, а утверждал, зарядившись чужой убеждённостью. Но если Норбу хранил полное равнодушие, то верховный лама не таил, что в нём светлеет и согревается сочувствие.
— Путь его долог и достоин почитания, — подтвердил йог. — Как и ваше высокопреподобие, он ищет заслуг в учёности. Ему ведом тайный язык калачакры[13], мандалы, и знаки на наших камнях он читает как великий пандит. Поэтому в «Тигровом логове» его приняли как брата и допустили к участию в диспутах.
— Хоть в том и нет большой беды, но я вижу здесь отступление от устава.
— В чем, высокопреподобный? Человек волен оставить обитель и вновь, если захочет, возвратиться под её сень, — в подтверждение своих слов Норбу жестом призвал в свидетели землю и небо. — Он три года прожил в монастыре Спиттуг, где получил посвящение и тайное имя, чтобы назвать себя, когда придёт пора оставить ветхий дом.
— Вам уже известны сроки? — тихо спросил Нгагван, ощутив на лице, как лёгкое касание паутинки, неназойливое излучение взгляда.
— Скоро, — безмятежно ответил садху. — Белые люди растают легко и счастливо, как облачка в лучах солнца.